Мы убегали от солнца.
Улетали, если быть точным. Такое бывает, если на рассвете
улетаешь в город, где времени меньше, чем у тебя, и летишь сквозь часовые
пояса. Так и сейчас. Как только мы утрясли перепады высот, а в салоне
послышались первые 'щелк' отстёгивающих на время полёта ремней безопасности, я
оглянулась на 10F место. В иллюминатор запрыгивало солнце. Его не разбудили на
рейс, не предупредили, что посадка заканчивается в без пятнадцати семь. Но
привязавшись ко всем покидавшим Павлодар сегодня, оно отчаялось уговаривать
непоколебимых работников аэропорта и побоялось лететь зайцем. Оно кувыркалось и
катилось, следовало за нами как могло, попутно здороваясь со все новыми
часовыми поясами.
Неугомонное солнышко заметила не я одна. Деловой
бортпроводник по-деловому расправлялся со всеми, кто в это утро хотел
завтракать котлетой, но гречка со овощами не далась ему так просто. То есть мы:
я и девушка из ряда напротив. Он все тем же деловитым тоном отправил напарницу
решать гречневый вопрос, а сам замер с лицом древнегреческого мыслителя. В
салоне моргнул свет. На мгновение лицо бортпроводника стало оранжево-розовым от
света нашего солнечного попутчика, он просмотрел в окно. Это все длилось
секунду или две, но при этом нахальном освещении он уже не казался таким
деловым. Мне протянули мою гречку — развивать эту мысль больше не имело смысла.
Прогулявшись до начала салона, я заметила неприятельскую
женщину, ту, что была похожа на стареющего бульдога. Она бесцеремонно обгоняла
меня, (почему-то) именно меня, бесцеремонно вклинивалась в очереди или подавая
свои документы практически поверх моих. А ещё у неё абсолютно нелепый
лэопардовый берет, что идеально дополнило её образ мерзкой и хамоватой бабки.
Она влезла передо мной, с какой-то избирательной осторожностью оттоптав мне
ногу перед выходом на посадку. Она вклинилась в мой стройный ход мыслей на тему
вежливости, подтвердив моё спорное в голове суждение о том, что лучше иногда
быть слишком вежливым, чем если тебя сочтут долбаным хамлом. Вежливость,
только вежливость, подумала я, когда она как ни в чем не бывало обошла меня на
вхоже в самолёт. Как будто все места расхватают, если не зайти прямо сейчас. К
моей большой радости она осталась на втором ряду, а я прошествовала к своему
девятому.
Такие личности вроде лэопардового берета или делового
бортпроводника толкают к заметкам на телефоне всякий раз, когда я лечу. Иногда
вообще создаётся впечатление, что мне нужно самолетное кресло, хоть
какое-нибудь, чтобы написать, когда не получается, но очень хочется написать. В
полетах есть что-то жизнеутверждающее, ведь если летишь — есть куда или к кому.
С обложки эссевеновского журнала мне маленькими буквами советовали: 'Займитесь
счастьем'. Это была фраза, которая предшествовала полуторачасовому сну, в
котором мне даже приснилось, что я лечу куда-то. Возможно, заниматься, кхе-кхе,
счастьем.
Проснулась на песне Jump into the fog и с опаской обернулась
назад. Опасения подтвердились — солнышко отстало, позволив нам прыгнуть в
предмосковский туман. Я обещала ЛЧ привезти солнца из Казахстана, когда она
скинула мне смешную-грустную инфографику, про то, что у москвичей в декабре
солнца было около 6 минут. Поэтому при посадке я надеялась, что хотя бы
несколько лучиков посветят в пасмурной российской столице сегодня или завтра.
