Пыль с полочек

Тридцатое декабря всегда хороший день. Сегодня он закончится воспоминанием неопубликованных моментов за последние полгода, которые я переживал и переживала изо дня в день. Эйфория, в которой я живу уже три дня, дала мне возможность отпустить и оставить их здесь, в запятых и пробелах, здесь, чтобы вспомнить однажды.

***

откуда-то с конца июля с пыльных ступенек

Я не знаю, как у нас появилась эта фишка, но иногда вечером И. в разгар вечерней лени и пустой болтовни говорила нам, что нужно пройтись. Что нужно буквально на полчаса прогуляться. Тогда мы обували шлепки и оставляли все нужное дома. Мы старались оставаться вчетвером как минимум, а если остальные были дома, то они составляли нам компанию. Мы выплескивались, соприкасались с тёплым ночным воздухом. От каменных стен, он асфальта шло тепло. Но не удушливое и надоедливое, а то, которое мягко и ненавязчиво заключает тебя в свои объятия. Жизнь в мостакбале была в самом разгаре в эти поздние часы. Фрукты, музыка, болтовня торговцев, громкая ругань из клиентов. На верандах и на ступеньках кофеен взрослые марокканцы пили крепкий эспрессо и выдыхали такой же крепкий табачный дым. Взрывная арабская речь лилась очень размеренно до тех пор пока не прерывалась гулким сиплым смехом. Взрослые арабские мужчины внимательно провожали нас взглядами. Мы, громко и взрывоопасно, по-девчоночьи спорили и толкали друг друга, вмешивали в речь пародию на китайскую речь и хорватские ругательства и, контрастно посетителям кофейни, падали на ступеньки через дорогу от нашего дома. Мы хихикали, а потом все кроме одной замолкали, слушая эту одну. Истории про какие-то любовные похождения, большие пьянки и автомобильные аварии заполняли наше внимание. Отвлечь от нас не могли ни худые марокканские парни, которым до земляков за столиками с эспрессо ещё курить и курить, ни что другое. Это были особые ступеньки, со своим сакральным смыслом. Как в Сплетнице, как на крыльце ниша, как у тогда закрытого музея Маяковского, как ступеньки в видео про прокрастинацию вместо подготовки к господину В. Так вот те ступеньки в маленьком бедном районе Sidi Maaroof были ничем не хуже. Это была квинтэссенция большого приключения - можно посетить тысячи мест, можно меня дислокацию по сто раз на дню, можно ночевать у незнакомых людей, можно делать многочисленные кадры, стараясь ухватить каждый момент в память своего мобильного. Но магия-то, магия она в крошечных и самых простых ситуациях, когда от круговерти приключений ты попадаешь в самую обычную ситуацию, которая могла произойти где угодно, но произошла именно здесь и сейчас. И так хорошо от этой непринужденной простоты. Девчачья болтовня, например, на ступеньках - куда уж проще. А тепло такое, как от всех каменных ступенек Африки после жаркого дня.

из 21 августа, с вечернего Ain Diab Plage

Мы расстелили ковёр на остывающий песок. Ковёр, до которого мы доэволюционировали к концу наших похождений. Сумерки и туман, прохлада, вместо духоты. В тот вечер мне следовало проверять почту, но я старалась упокоить прыгающие губы после вечерней встречи с океаном. Мы разрезали тяжелый арбуз – он сразу был обречен на провал. Если бы я знала, что следующий вечер обречен потерпеть еще большее фиаско, я бы задумалась об этом. Но я смеялась тому, какой бесполезной оказалась транспортировка зеленого несладкого монстра. Н. протянула мне кусок жареной курицы из коробочки кфс. Я пожала плечами, взяв сморщенными от плавания пальцами жирное крылышко – над пляжем разнеслось победное SHE EATS FRIED CHICKEN! с китайским акцентом. Мне было так смешно и так беззаботно в ту секунду, как не было следующие 96 часов, пока мы наконец не встретились с О. на брущатчатых дорогах большого города.

из перенасыщенного солнцем 3-его сентября в северо-восточном Казахстане

Это было полнейший облом. Я проснулась радо в своем самодельном отпуске, накрутила несколько прядок и купила круассаны, словом, была во всеоружии для встречи с моим старым миром. Поколесив по маленькому Павлодару полчаса на единичке, я уже ступала толстыми подошвами солнечных кед по идеальному асфальту рядом со школой. Не прошло и десяти минут, как я с недовольной миной и презрительным бурчанием вручила круассаны А., который черным силуэтом брел по другую сторону забора на физкультуру. Меня злила несправедливость, и злили охранники, злил ранний подъем, и дурацкие очки, которые цеплялись, и цеплялись за волосы. Я сдернула черные стекла с волос и начала нервно крутить их в руках, направляясь к остановке. Подъехала 003 маршрутка – маршрут был не мой, но думать как-то не хотелось, да и что в том городе вообще значит слово «далеко». Я села и подзагрузилась над очками. Они как-то вовремя приняли весь мой недавний экспириенс неудачницы. Я пускала солнечных зайчиков на стены пустой маршрутки и злилась просто так. Вспомнив, как они появились у меня, на меня нашло какое-то глупое озарение, что вот они, проблемы, прямо в моих пальцах, в форме очков. И ничего не держит меня от того, чтобы просто распрощаться с ними, чтобы перестать ловить эфемерных солнечных зайчиков, чтобы сделать из дужек границу между «до» и «после». Аккуратно сложив, я положила объект моих неудач на сидение и продолжила следить за дорогой, уже успокоившись. На горсаде я вышла из незапланированного маршрута с запланированной целью. Я быстро, почти бегом устремилась к светофору. Затормозив на красном свете, я подняла глаза на звук сигналящей машины – водитель маршрутки, открыто улыбаясь, сложил руки как бинокль, чтобы напомнить мне о забытой вещи. Это было как в сериале или вроде того, но в этой серии я сказала Нет, мужик, поезжай-ка на свой зеленый свет по своему странному маршруту, какой имеет 003 маршрутка, и очки себе оставь. Это я пыталась донести до него жестами – не думаю, что он понял все дословно. Это была серия, где зеленый загорелся мне, серия, где я просто убежала, а неживые стекла, в которые я вложила все свои последние промахи…не знаю, впрочем, это уже и не важно. Думая об этом, единственное, чем я восхищаюсь, так это девчоночьи-детским подходом к проблеме, к которому рано или поздно имеет право прибегнуть любая девушка.

из преддепрессивного  предноябрьскоого московского бара

Ох, немцы-немцы, так много их стало этой осенью. Одни своровали у меня Р., другие – мои вечера по вторникам и четвергам, а еще двое – два моих октябрьских вечера. Это был настоящий Октобер фест – потому что праздник, потому что пиво, потому что немцы, куда без них. Люди не встречаются просто так – почти кричала я в лицо ЛП, который правда приехал в Москву. Люди встречаются чтобы что-то понять – убеждала я его, пока он говорил, что я смотрю ту мэни гёрли мувис и показывал всей своей немецкой речью свое презрение к моей наивности. И мы сидели, трое, в бордовых толстовках, как будто нет больше цветов. Мы с ЛП смеялись, что у нас у обоих есть Д., которых даже зовут одинаково, как будто нет больше мужских имен. И я, одна, понимала, что, несмотря на все наши с ЛП шутки, меня интересует вполне конкретный немец, которому, кажется, было слишком все равно, он просто заставлял меня смотреть в глаза во время «дзынь» кружками. И все-таки не просто так это было, сколько бы девчачьих фильмов не вложили эту мысль в мою голову. Это нужно было прочувствовать, то насколько европейцы по-другому воспринимают общение и как близко к сердцу воспринимают мелочи. Мне нужно было раз и навсегда разграничить наши важные мелочи и увидеть эту культурную пропасть между ними, чтобы помахать в уезжающий автобус с другого конца пропасти, оставаясь на своей кайфовой стороне.

из прогулянной контрольной по психологии во имя киноискусства в слишком снежном декабре

Пальцы просто отваливались, а пальцы ног уже были готовы отойти в мир иной. Я не киношник и никогда им не стану. Моим максимумом так и останутся неподвижные заснеженные здания. Мы фыркнули на какую-то хипстерскую кофейну, побежав, со штативом, камерой и льдинками во всех возможных местах. Колокольчик, хлопающая дверь, облачко морозного воздуха и мы, я и Э., на пороге Караваевых. Сидя в углу на мягких диванах, мы грызли ПростоМарию, мы пили обжигающий бергамотовый чай, мы молча слушали разговоры вокруг и так же молча переговаривались взглядами. Пальцы постепенно приходили в норму, уходить не хотелось, глаза слипались. Хорошо подслушивать чужие истории, школьников, студентов. Хорошо думать, что ты тоже в этом незадачливом возрасте, когда для того, чтобы обыденность не ощущалась так остро, достаточно просто не пойти на пары, а увлечься экстремальным операторством в районе Ярославского вокзала (я больше ни-ни с этим делом), а потом отогревать свои продрогшие тела в хорошем месте, полном таких же детей, которые немного вытянулись, приосанились, но не до конца потеряли свою детскую нескладность, а главное – не потеряли эту непосредственность и внимание к пустякам. Когда мне было 12, я злилась, что выгляжу младше или, в лучшем случае на свой возраст. Сейчас я в том возрасте, когда в нем правда здорово быть, можно немного младше или немного старше, как вам угодно. В этих –надцать все-таки чертовски хорошо, в этом свободном падении между детством и взрослостью.

***

Тридцатое декабря всегда хороший день. Сегодня он начался с иронично-скептического возгласа О., мол, что же ты не веселишься уже тридцатое. Сразу после этого разразился спор: слишком феминистический для бара полного парней. Это было чудесное тридцатое. Здесь было осознание важности своей точки зрения. Здесь были все эти обычные люди, которые радуют меня каждый год, своей суетой и мыслями о том, все ли они успели, всем ли хватило подарков. Здесь были руки, голые пальцы и мягкие варежки, сжимающие маечки, полные мандаринов и подарочные пакеты с долгожданной начинкой. Здесь были счастливые студенты спешащие из ДАСа на выход под стук колесиков чемодана. Здесь был горячий шоколад, моральная поддержка, дорогие люди. Здесь были смешные фотографии,например, вот эта, с M&M. Этот год был то тягуч, то стремителен, так что давайте он закончится, а там будь что будет. 

А что-то точно будет. 

Философская ноябрьская ерунда

Если у матери-природы когда-то были плохие времена, то именно тогда был создан ноябрь. Он кажется сам изнемогает от своей противности, не может угодить никому, не знает как быть. Он не нравится всем и, в первую очередь, самому себе. Он прикрывается декабрьским снегом, стучит по крышам тяжелыми октябрьскими каплями, но, прости, Ноябрь, мы тебе не верим. Только не здесь.

Вместе с наступлением таких гадких времен на меня находит апатия и особо остро ощущаются какие-то старые и уже притупившиеся эмоции. Бывает, события проскакивают одно за другим, бегут, спотыкаясь, обгоняют друг друга. И ты бежишь вместе с ними, и торопишься жить, не успевая подумать и осознать, что произошло. Так бегут колеса поезда постукивая по рельсам, так проносятся в окне дома, деревья и люди. А потом поезд затормаживает и ты вместе с ним. Как меняются пассажиры на станции, покидая вагон и входя в него, так и ты, пользуясь паузой, начинаешь проводить ревизию в своей голове, перекладывая эмоции и воспоминания с полочки на полочку. Начинаешь думать, а это вроде хорошо.

Последние три недели я активно думаю. Переворачиваю старые мысленные архивы, восстанавливаю и обрываю коммуникации, копаюсь в схемах и, кажется, анализирую.

Я тут подумала - Если мы встречаем каких-то случайных знакомых еще раз, это для чего-то нужно. Все эти спонтанные встречи - очень здорово, такой ментальный one night stand (а может, и не ментальный, но о телесном - в другой раз). Что-то очень грустное и легкое есть в таких встречах. Познакомился - провел время с человеком или компанией - распрощался. И рассказывай потом такие истории, где мелочи сочетаются с невероятными приключениями, усмехайся про себя и помни. Но вот стоит вам встретиться во второй раз - совершенно непредсказуемо и не по правилам - находишь что-то по-настоящему удивительное. Просто узнавая этого человека/людей еще раз. Создавая новый уан-найт. Только грусти почему-то больше потом.

Я тут подумала - как важно окружать себя правильными людьми. Как правильно брать пример не с далеких и эфемерных, а с тех, кто рядом, каждый день заставляет тебя гордиться тем, что ты знаком с этим человеком. Герои среди нас, наши близкие, мы хотим перенимать их черты характера, умение хорошо выглядеть и держать себя, вставлять смешные фразочки или так же просто смотреть на вещи или делать выводы. Мы хотим вдохновляться и вдохновлять. 

Мы стремимся к значимым для нас и стремимся быть значимыми. И это ведь самое правильное. Откуда еще брать силы жить если не от тех, кто рядом? 

Я тут подумала - люди так смешно реагируют на улыбку незнакомых людей.

Иногда я улыбаюсь людям пока еду по эскалатору. Попробуйте, это мгновенно поднимает настроение, потому что внимание сразу концентрируется на тебе. Такое ощущение, что они улыбающихся девочек никогда не видели. Редкие личности возвращают мне улыбку, но чаще пассажиры пристально смотрят, пытаясь понять причину моего веселья. Ребят, я просто провожу социальный эксперимент и смеюсь над вашей реакцией, не надо так напрягаться. Но они все равно напрягаются, не разделяя моей простой игры. 

Я тут подумала - о любви и урбанистике.

Расхожая фраза одолевает мою голову уже не первый день, а вчера еще и на английском об этом говорили. Чтобы влюбиться в город нужно влюбиться в этом городе. Это может быть совсем не ваш тип города, он будет не таким, как вам нужно, но вы будете питать к нему теплые чувства, даже если сам визит был полон неприятностей. Вывески, станции метро и маленькие магазины в узких переходах начинают значить гораздо больше если там живет значимый человек. Или жил. Поразительно, но чувства к городу - вещь более постоянная, чем чувства к людям. Я могу объяснить этим свое отношение ко всем городам, в которых я побывала, кроме Москвы. Ее я люблю без привязки к таким непостоянным существам как люди. 

Я тут подумала - я всегда недооценивала какао и горячий шоколад. Я кажется расту в обратную сторону или мне хочется разбавить этот ноябрь чем-нибудь поприличнее.

Я тут подумала - самый страшный страх - если у самых близких появятся новые, более близкие люди. Ты вроде радуешься за них, чувствуешь искреннее спокойствие, но боязнь потерять их грызет тебя изнутри. А между тем, по-другому и быть не может. Помните первую часть Гарри Поттера? Когда Гарри и Рон объедались сладостями по пути в Хогвартс? Ну же, вы ведь помните. Когда Гарри нашел в шоколадной лягушке портрет Дамблдора и тот исчез через несколько секунд, Рон насмешливо произнес одну очень хорошую фразу: "Ты что думал, он будет с тобой весь день?". Возвращаясь к тому, чего я боюсь: если человек уйдет из моей жизни так внезапно, как Дамблдор с карточки, а я не буду к этому готова.

А кроме ноября все хорошо. Все идет своим чередом, остался месяц учебы и я еще не потеряла вкус к жизни. Хорошего воскресения ботанского мне. А остальным - просто хорошего.

В диалогах и лицах

10.12 пм
- Ты меня слышишь? Хорошо. Видишь, на столе стоит коробка с таблетками "..."? Иди, возьми стакан воды и выпей одну таблетку. Да, и скажи мне как выпьешь.
Все. Молодец. На столе макароны и салат, ты доела их? Так. Голубушка, это что такое? Ты обещала мне их доесть. Макароны и салат. Пол одиннадцатого, ты обещала. Ты обещала, мама.
Из поезда. Да. Уже в поезде. Завтра позвоню, сегодня уже не буду.
У тебя бумага написана на столе лежит. Почитай, там все написанно. Все, давай. Ты уже спрашивала. Макароны доешь, пожалуйста. Ты меня об этом уже спрашивала. Макароны и салат доешь. Да, давай. Взаимно. Пока.

Худощавое лицо с небольшой щетиной. Волосы с проседью, иногда совсем белые. Круглые очки в стальной оправе. Рюкзак, небольшой и плотно набитый неизвестными предметами. Бурая куртка, черные штаны, чистые ботинки. Руки скрещены на груди. Плотно сомкнутые губы.

10.50 пм
Уведомление вконтакте: " 22.10. Москва, с первым снегом!"
Хорошо, что мне удасться избежать этого октябрьского издевательства еще пару дней.

11.02 пм
Как надо смотреть на незнакомого парня в поезде, чтобы он с тобой познакомился?

12.45 пм
Интересно, во сколько ночной перекус уже можно назвать завтраком?

1.17 ам
- Балачуг через 20 минут!
Нежостаточное в обычное время освещение в поезде ненадолго ослепило меня сквозь сомкнутые веки. Дж. наконец приехал в Москву. Из-за типичных российско-европейских пограничных неполадок он оказался в Москве ровно тогда, когда я сбежала оттуда. Сейчас проанализировав проблему, поняла, что border between Russia and Belarus is closed or blocked idk значит, что..о? Эту границу вообще закрывают, звучит как-то нереально. Думаю, как бы поразвлечь моего европейского товарища находясь в восьмистах километрах от него.

1.34 ам
Я тут Балачуге. В наушниках, кажется, слишком радостная Henrietta для такого места в разгар ночи.

2.14 ам

Почему стоянка в Балачуге уже 50 минут, а на Москве была 19. Неясно, но лучше не выяснять, тем более, когда я рисую такие шедевры.


6.57 ам
- Перешла я значит в Б класс. Ну и там такие же недалекие. У кого телефон круче... У кого туфли красивЕе..
- КрасИвее.

Симпатичному бедолаге, с которым мы переглядывались всю поездку, стоило бы познакомиться со мной и позвать меня болтать в тамбур. Мы и не спали оба, и он избежал бы чудесной компании болтливых десятиклассниц-провинциалок. Теперь сидит, трет заспанные глаза, недоуменно залипая в телефон. Хотя, какой там телефон, когда под ухом такая история про 'п

4.30 пм

Дошли до (Петроградской крепости) места со шпилем. Говорим о неречной Неве и поклонении ей. Как меня тянуло к воде летом, так же и сейчас. Обжигающие холодом капельки сбегают по пальцам, и я спешу отделаться от них. Но контакт с водой в октябре, пожалуй, еще никогда не был так хорош. Просим ребят сфотографировать нас. Девушка в очень крутых темно-зеленых носках с уточками берет в руки камеру - я не упускаю возможности сказать ей о носочках. Парень, наверное, ее, улыбается и говорит негромко что-то такое, от чего хочется улыбаться. Улыбаемся.

6.52 пм

Невский. Пышечная 12 апреля в цоколе у реки Мойки. Замечательный кофе, запах тепла, вкус уюта. Мы сидим с С. и разговариваем, греемся атмосферой и друг другом. Неосторожная сахарная пудра исчезает со стола под рукой бабушки-официанта. "Я могу унести? Благодарю вас". Нисколько не вычурно, как и люди в этом месте. Казалось бы, сидят себе парочками-тройками, горорят о своем, жуют пелемешки. Официанты, молодые и в летах, снуют между столиками. Секунда - пустой граненный стакан вдребезги разбивается о кафельный пол. Все отрываются от своих дел и, почти хором, весело подбадривают официанта:
- На счастье!

7.20 пм

- Все ведется к тому, что я знаю людей, и они связаны с прошлым и этим годом, получается такая жизнь своеобразная. Вот мир вроде бы такой большой, а я знаю столько людей, и ты, и каждый человек. И весь мир пронизан такими знакомствами, это так замечательно.

11.20 пм
- Хорошо, что ты так быстро ходишь.

Мы сделали большо-ой круг по традиционным питерским улицам. Погода была хороша. Несмотря на мелкий дождь, прятаться не хотелось. Мы снова шли по Обводному каналу, говорили о фильмах и самых ценных органах чувств. Не в денежном эквиваленте. За пять минут до закрытия призмы в наших руках оказались печеньки и моя заветная ряженка 'Большая кружка' в маленькой коробочке.

Дома нас ждала тишина и тепло, которое мы разбавили Теорией большого взрыва и глинтвейном с замороженным зефиром, к которому у меня прилипли зубы. Холодное и смешное дело, скажу я вам. Здорово, когда есть люди, с которыми спокойно сидеть на кухне ночью, говорить, смотреть сериалы и задавать спонтанные вопросы. К моим достижениям нужно прибавить новое знание - теперь я знаю, кто такой Эльф Торговец.

6.30 пм
Какие-то все счастливые и влюбленные в этом Петербурге.

7.21 пм
Я выбиралась из лабиринта переулков у Фонтанки в абсолютной внутренней тишине. Традиционно заглянув во Все свободны, я покинула их со стикерами и почтовой открыткой, практически идентичной той, какую я покупала у них в прошлом году. Когда я выворачиваю из арки, перед моими глазами возникает картина как из какого-нибудь хеллоуинского мультика. Кирпичный свод, затягивающая темнота внутри. Желтый искусственный фонарный свет. Фонарь еще такой, подвешан прям над аркой, а его неживой свет позволяет увидеть отчетливый кошачий неизменно черный силуэт. Поровнялась с кошкой. Посмотрела на нее, а она - на меня. Разошлись после секундной паузы. Как, интересно, кошка описала бы нашу встречу?

7.54 пм

Теория батареек:
Каждый человек, по сути, батарейка. У него есть энергия, которой он обменивается в процессе общения, а в целом тратит ее на все совершаемые действия. Я, например, не обмениваюсь, а только забираю энергию. (мысленно не соглашаюсь с последним утверждением).

12.30 ам
- У Тимура не одноклассницы, а кобылы.
- Не, кобылы всего три.

Мне снова везет на соседей среднего школьного возраста. На этот раз - шестиклассники. Как и все мальчики, они не бесят. Понимающе смотрю на них, когда они обсуждают, цитирую, женскую глупость. Они понимающе мне кивают. Думаю, поддержал бы этот разговор Л. Перестаю думать и засыпаю.

8.39 ам
Стоим, как мне кажется, уже на последней предмосковской станции. В животе неприятное курлыканье, как и всегда после сна (или жалких попыток оного) в дороге.

Пролистываю свои заметки в скетчбуке и думаю, что надо чаще рисовать. Пролистываю свои заметки в телефоне и думаю, что хорошо, что у меня нет твиттера, а то я постила бы всякую дичь туда от нечего делать. Пришли сообщения от ЛП, я замерзла и почти приехала. Читаю журналистику (нет). Пишу рандомные мысли (как и всегда).

Хорошо вот так сбегать на выходные. Хорошо вот так подышать тихим Питером, побродить среди мягких зданий и умиляться каждому приятному незнакомцу. Хорошо сбегать от обыденности, даже если она чертовски хороша.

Вдыхай, моя подруга

1 10

У вас когда нибудь было чувство, что если незнакомые люди рядом с вами смеются, то это они над вами? Вот и у меня такое чувство только что возникло: я зашла в вагон на Академической. Села между двумя мужчинами, напротив двух девушек. Они одеты в милицейскую форму, по-моему, студентки, очень даже симпатичные девушки. В тяжелых грубых ботинках на шнуровке, в темно-синих кителях и в галстуках. С идеальным маникюром. Когда я села, они посмотрели друг на друга, сжали скулы, на лицах проступила улыбка. Такая, которая проступает, когда ты из-за всех сил стараешься не засмеяться. Мне показалось, как, в прочем, и всегда, что во мне есть что-то смешное. В эти моменты мне кажется, что на моем лице проступают текущие мысли. А были они очень забавными, я даже сама улыбалась.

Утро выдалось замечательным, а вот день не задался. Давненько я так не злилась...просто так. У меня все никак не выходило разобраться с оплатой интернета - октябрь, привет, я возненавидела первый день нового месяца всей душой. Потом я мучилась с установкой Иллюстратора, теперь тридцатидневная лицензия немного давит на меня. Вечно перезагружающийся ноутбук и отсутствие штор, все раздражало и злило. Вечером меня ждал концерт потрясающего Золотухина, и, хотя времени оставалось довольно много, я захлопнула крышку ноутбука с фильмом о вьетнамской войне и пошла одеваться.

Стоило мне только выбраться из даса, стало гораздо легче. Я не пожалела, что накрасила губы, не пожалела, что в итоге предпочла юбку джинсам. Старое правило улучшения плохого дня работало безотказно. В голове крутилась фраза из Сплетницы: 'Ты никогда не будешь моложе и прекраснее, чем сейчас'. Нельзя давать себе дуться на собственную неуклюжесть в унылых стенахобщаги, пусть даже и приправленных теплыми фотографичными воспоминаниями.

Об этом я и думала всю дорогу. Об этом я и думала, вмешивая людей и моменты в большую кашу моих легкомысленных рассуждений.

Когда девушки-милиционеры засмеялись, я осеклась в своем думании. Как будто мои размышления были слишком легкомысленными для суровых девушек с идеальным маникюром.

Мое настроение как всегда спасли московские улицы, хотя после прогулки меня начало клонить сон. Особенно учитывая мою пунктуальность (да, А., обычно я пунктуальная) и непунктуальность начала концертов. Я сидела в тепле, одна, с желтым браслетом на руке, в черном на черном стуле. За соседним столиком аппетитно шуршали шоколадкой. Хорошая музыка доносилась из уже открытого зала, жаль присесть там негде, если не планируешь заказать себе что-нибудь грандиозное. А я не собиралась. Да и я была одна, снова чувствовала себя странником. Как в фильмах, когда настоящие путники, такие, с обветренными грубыми лицами, старыми мозолями от разношенной обуви и следами от наплечного мешка, когда они попадают ну, например, на бал или прием у высокопоставленного лица. Их шрамы скрывают гладкие рубашки, их пиджаки оттеняют уставшее лицо. Но они чужие, хотя бы одинокие.

Такая одинокая я перекладывала одну ногу на другую, разглядывая свои черные ботинки. Мимо меня туда сюда проходил кудрявый парень, весь в черном. Откуда они берут таких симпатичных организаторов, еще и одевают же их так хорошо. Откуда на концертах Золотухина собирается столько худышек? Как будто пухленьким не нравится его утонченная музыка, или им не продают билеты. Стройные ноги мелькают, заходят в зал, выходят из него. Костяшки пальцев исчезают на вытянутых кистях, узкие плечи поднимаются вверх. Я довольна собой и происходящим. Это чем-то сродни журфаку. Нужно, преступно необходимо хорошо выглядеть. Сюда забредают разные личности, но, как и на концерт, очень характерной внешности - интересной. Проявляй себя по максимуму, только, пожалуйста, оденься по-приличней.

Я и вагон на кольцевой ветке - жаль, нет никого, чтобы сфотографировать меня висящей на перилах. Легкое, эйфорийное чувство после квартирника полностью вытеснило мою гневушку. Забавно, на своем третьем золотухинском концерте я оказалась в пограничном состоянии: на первом - хмыкала и смотрела по сторонам. На втором - пела практически все и танцевала. Сегодня - пела первую песню и бис. Но танцевала. Моей соседкой в темном зале стала обаятельная девушка лет двадцати, обладательница коротких пушистых волос и таких черт лица, которые можно было назвать скульптурно-утонченными. Она танцевала рядом со мной так здорово? Что я начала пританцовывать, а на Латиноамериканке мы вообще отплясывали. Я поблагодарила ее за то, что она такая живая и крутотанцующая оказалась рядом со мной. Мне казалось, что я не могу уйти не попрощавшись.

Сообщение для Р.: Вова сегодня не социопат. Мы стояли практически вплотную к нему, гитаре и акустическим ноткам, отпрыгивающим то от струн, то от клавиш. Сегодня социопат - я, потому что мое лекарство от социальной обособленности для таких концертов гуляет красивое по Астане.

Сабвей #4

15 9

Теплый зимний шарф, пальто и мелкий дождик. Это середина сентября. Это Москва, которая может вытворять с погодой все, что ей заблагорассудится. Мой четвертый день после возвращения, я только сейчас поняла, что наш реюнион прошел совершенно незаметно. Так незаметно, что кажется, что дома я была не неделю, а неделю недель назад. Я...столько всего уже сделала. Я успеваю, я скучала по этому. Пишу и вдохновляюсь. Снова могу слушать Золотухина: это давалось мне с трудом совсем недавно. Эта музыка - олицетворение Москвы, меня в ней, и теплой весенней Р. Стоя на станции Ленинский проспект (да, в эту самую секунду) я невольно скучаю по своей соседке. Думаю наш с тобой реюнион пройдет еще менее безболезненно, хотя и позже.

Мой старый новый руммейт - О. Мой первый московский руммейт. Теперь мы правда ездим на учебу вместе, как и планировалось давно-давно. Обживаюсь и привыкаю к новому дому.

Насколько вдохновляющей может быть лекция и от чего зависит ее вдохновительность? Не знаю, но когда температура воздуха падает, когда солнце выключают и включают большой цифровой экран, когда приятный голос говорит о Нью-Йорке, что-то очень похожее на вдохновение искрится в воздухе. Я скучала по английской речи, вот такой осязаемой, вот так рядом. Эта неделя прошла под флагом Нью-Йорка: маленькая картина в черной рамке, большие эмоции Э., и голографическая карточка с Тайм сквером.

Пару дней назад, когда самолет производил посадку в Домодедово, я смотрела в иллюминаторы на стайки зеленых эссевановских самолетов. По моей спине бежали мурашки: я предвкушала нашу встречу, но в тот день я чувствовала себя так, как чувствуют себя люди, произнося фразу 'Ну вот я и дома'. Мелькнула мысль, что это мой восьмой и последний в этом году полет. Так чувствуют себя после большой дороги: авантюризм засыпает, просыпается домосед, который скучал по любимому печенью в вазочке на столе и ароматному фруктовому чаю. Я думала, что сейчас, в ту самую секунду, мне не хочется быть странником. Мне не хочется открывать новое - мне хочется домой. Но авантюризм, засыпая, бормотал сквозь сон, что мы скоро встретимся нос к носу: я и новая дорога.

Большие билборды, фотографии Тайм Сквера и внезапно найденная маленькая картинка Нью-Йорка - будильник зазвенел, поднимая мой авантюризм к первой паре. Он лениво раскачивает ленивую меня, позволяя мне наслаждаться домоседством до поры до времени. Пусть подремлет на задней парте, я еще не обнялась с Москвой.

18 9

Что может быть веселее, чем экспериментировать? Ничего, как мне кажется, абсолютно ничего. Сегодня развеселая ночь, когда я делала забавные эксперименты. Как человек нетусовочный, я никогда не была в клубе - по-честному если говорить. Был конечно на моей совести старый добрый павлодарский Бумер. Это восьмой класс, это хэллоуинская вечеринка за 600 тенге от, как сейчас помню, молодежного маслихата (не помню, на самом деле, но покопалась в памяти и нашла этот замысловатый управленческий орган). Я как вселенский трезвеник и хорошая тринадцатилетняя девочка не кутила и не дебоширила. Так, потанцевала и попыталась влиться в компанию, которая была далека от меня, как грудь третьего размера. Не особо впечатлилась и с тех пор говорила с гордым видом, что не люблю клубы.

Но ведь пора экспериментов, да?

Эта суббота 17 плавно перешла в ночь и утро 18 сентября. Сейчас понимаю, что самые чудные (ударение на ы) места запечатлели мое присутствие за последние сутки, а я запечатлела в своей памяти интересных и таких разных людей. Мое уже вчерашнее утро началось в компании кудрявой К. и других молодцов-спортсменов, бодро нарезающих круги на стадионе на Ленгорах. Мадам Г. заставляла напрягать нас ягодицы, а наши ягодицы и без того не расслаблялись на утреннем морозе.

Утро и полдень в торговом центре, оживающая толпа посетителей и фудкорты. Мы с К. попиваем кофе и делимся друг с другом привезенными с летних каникул теплыми эмоциями, фотографиями и  накопленными знаниями. Я больше не ругаю почту России - довольный адресат упоенно рассказывает о ЗБС, ялтинских колючих листьях и этакой реинкарнации. Мой день, как эстафетную палочку перехватывает В. Веду его в силвер панду - кака оказалось позже, мое творчество на стаканчиках не осталось незамеченным. Люблю встречать такие родные кусочки в новой локации, меня сразу переполняет тепло и энергия, желание жить, что ли. Автостоп, сноуборды и батутный парк - В., оставить наши замыслы невыполненными будет просто противозаконно. Выясняем происхождение детского дикторского голоса в метро и находим чудную (ударение произвольное) штучку для того, чтобы писать на ней мелом, словом, день, полные странноватых открытий задал тон для грядущего вечера, который не медлит наступить.

Мы проходим фейс-контроль, садимся столик у бара. Людей практически нет – ну кто приходит так рано, правда? Нас пятеро, мы знакомимся и заказываем коктейли. Мы похожи на тех, кто мы есть – экспериментаторы, почти все из нас. Пробуем коктейли друг друга, смеемся, выясняем общие темы для разговора. С каждой новой минутой ожидания «этого» - чуда/праздника/внезапного веселья, которое вот-вот должно начаться темы беднеют, немного тускнут. Мы чаще поглядываем на часы, смотрим вокруг и как будто пытаемся доказать сами себе, что тут на самом-то деле неимоверно весело, что вечеринка-то – огого какая. На столе свеча в круглом стеклянном подсвечнике – я грею об нее руки, пытаясь уменьшить свою физическую и социальную замороженность. Темно, светомузыка, клубы дыма. Мы с К. переглядываемся – хочется потанцевать. Кисловатый коктейль уже почти выветрился. А музыка все менее располагает к танцам. Украдкой наблюдаю за двумя девушками за соседним столом, к которым подсаживается симпатичный молодой человек и заказывает им выпить. Девочки хихикают и улыбаются, крутят гигантские кубики льда в бокале с непростой колой. За пультом девушка-кандидат на выборах в госдуму. Не могу сказать, что мне понравился ее музыкальный вкус, точнее то, что нам играла. Еще точнее - совсем не понравился. Люди прибывали. Это были знакомые друг с другом приятные лица, хорошо одетые, чувствующие себя в Редакции, как рыбки в своем аквариуме. По залу перемещался худой парень в черной одежде. Он застывал в рандомных местах комнаты, смотрел пустым взглядом перед собой и, кажется, вел себя совершенно естественно. Он нагонял на меня дрожь, какой-то он был изолированный и неживой. Даже мы были немного, но в аквариуме. Может у самого края, может наполовину, но мы касались кромки воды. А он был самым местным из местных, но как будто потерял свой домик и пытался найти его, во что бы то ни стало. У другого диджея, который переключал музыку совсем уж неудачно был интересный костюм с маленькими картинками.

Мы уже совсем молчали. Нам принесли пиццу. Веселье вот-вот должно было начаться. В какой-то момент мы все стали играть в какую-то игру, вроде Покажи, что тебе весело и веселье придет. Но у меня это плохо получалось. Хотелось настоящего веселья – неужели в этих крутых и излюбленных всеми заведениях всегда так не огненно? В ходе долгих дебатов мы покинули насиженное место, и вышли на улицу. Мы признали свое поражение.

Снаружи мы не могли пройти мимо милейшего местечка – курилки. Она начиналась у входа в клуб и плавно уходила под высокий и просторный, к тому же еще и надувной навес. Там был другой диджейский пульт, минибар и бочки оборудованные для сидения. Мы затормозили там и диджей заиграл что-то старое и всем знакомое, а главное – очень веселое. Мы все как-то повеселели и начали танцевать. Началась череда крутых олдскульных песен 2000-2010 годов, мы прыгали и пели Мумий Троля, Нойза, Би-2, Ленинград. Было невероятно атмосферно. Все, кому наскучивало попивать коктейли в темноте Редакции, выползали в курилку, где все было просто и очень легко. Диджей то и дело взбирался на стол и, держась за столб рядом, пел, обращаясь к толпе, размахивал руками, в общем, тоже получал удовольствие. Люди в стильной одежде отплясывали рядом, от них больше не веяло холодом, как было внутри. Здесь все было проще и теплее, несмотря на адовый мороз на улице.

Так или иначе хорошая музыка заканчивается везде, так случилось и в курилке. Мы вышли в Столешников и решили заглянуть в заведение напротив. Нас встретило пять или шесть охранников, заглянули в паспорт и пустили нас вовнутрь. Вовнутрь – громко сказано. Мы зашли в арку. Никого не было. Мы прошли дальше: бар под навесом. Еще дальше – небольшая сцена, две здоровых колонки, из которых нечеловечески орала музыка, очень странная и гипертехничная. Около сцены прыгали два парня: один был откровенным фриком, он даже не оторвался от своих плясок, когда второй, очень симпатичный парень, посмотрел на нас с какой-то затаенной надеждой. Кроме этих ребят и бармена в заведении не было никого. Это было время для шуток про то, что охраны больше чем посетителей. Симпатичный смотрел на нас, возможно, тоже находя нас симпатичными. Мне почему-то подумалось, что фрик мог быть завсегдатаем этого заведения, и ему никакая компания не нужна была, а вот симпатичный пришел в первый раз и, естественно, искал какую-то поддержку и одобрение у окружающих, что чертовски сложно, когда никаких окружающих нет и в помине. На стене красовалась угрожающая надпись The End – в одну секунду в моей голове пронеслись десятки ассоциаций, из которых выходило, что уйти – самое правильное. Что мы и сделали.

На выходе из Столешникова нас встретили парни и девушки, из которых только один говорил с нами по-русски. Описав ситуацию как 'Ну что, норм там с иностранцами затусить'?', он указал нам на толпу не трезвых европейцев,  скандирующих P A R T Y. Мы уже были готовы проводить их в Редакцию, но в какой-то момент от иностранцев остались только девушки, а европейцы как-то превратились в нетрезвых русских, поэтому мы передали им бразды правления и отчалили из этого затягивающего переулка. Забегая вперед, должна сказать, что через неделю состоялись заключительные вечеринки в обоих барах в Столешниковом. Мда, кажется, шутка про похороны Редакции была не очень смешной.

Спускаясь в сторону Кузнецкого моста, мы притормозили у бара ‘Гадкий койот’. Мы похмыкали, потоптались у входа, бросили эту гнусную затею. То ли здравый смысл увел нас оттуда, то ли девушка в лифчике и шортах нас смутила - сложно уже сказать. Очевидно оно - мы ушли.

Холодная трехночная улица, центр Москвы. Тишина? Ничего подобного. Мы идем вниз и смотрим на бары на крыше: приглушенный фиолетовый свет. Туда нас пустят навряд ли, но почему все-таки фиолетовый? Он взят за основу во многих заведениях подобного типа, но почему такая привилегия последнему цвету радуги?

Следующий час можно описать двумя словами - Крейзи Дейзи. Кто был - сами понимаете почему, а кто не был - просто не надо, хорошо? Мой не совсем готовый к такому зрелищу рассудок недоуменно поднимал одну бровь - мол, что ты шла-то сюда так настырно? Однажды я напишу книгу, в которой опишу вертеп, где мы оказались, но не здесь.

Не ходите туда, ладно?

Мы вышли и сказали себе то же самое. Через дорогу был очень привлекательный в ту ночь кофехауз - он и стал нашим последним пристанищем в ту уже субботу. Никогда кофехауз не был так хорош, и дело не в контрасте. Лучшая компания, с которой можно было там оказаться, подобралась в тот вечер. Мы разговаривали и пили чай, обсуждали ровным счетом все: от печатей на наших запястьях до обслуживания в кофейне. Я не скажу, что здесь лучший кофе или первоклассное обслуживание, нет. Но эта кофейня почему-то оказывается так рядом и так кстати. Когда я попадаю под нереальный ливень, перестаю чувствовать пальцы в морозном Новосибирске, когда у меня есть купоны на кофе или когда я хочу показать Н. Москва-Сити ночью. Сегодня мы встретились раньше, чем обычно -  в четыре часа утра. Сегодня мы с К. ждали открытия метро, разговаривали и не торопились: то ли на Чеховской хороший кофехауз, то ли К. уютная. Она рассказывала смешные истории, из которой самой смешной оказалась про unfollow me. Напомните, я расскажу вам при встрече.

Уже в метро я думала о том, что с возрастом смешивание компаний перестает быть такой плохой идеей. Чем дольше мы живем, тем большее количество людей приходят в нашу жизнь. Чем старше мы становимся, тем объективнее мы оцениваем важность каждого новоприбывшего. И чем больше в нас объективности, тем больше вероятность того, что с нами остаются только подходящие, правильные люди. Которых, оказывается, можно и нужно знакомить. Так?

На самом деле об этом я думала уже после. В вагоне меня занимала одна мысль:

Почему люди ездят так рано в метро?

18 9

Добираемся с ветром в лицо по холодной Бакунинской к арт-пространству Фабрика. Презентация контр-культурного журнала moloko plus, я снова в каком-то странном местечке уже который раз за эти выходные. Но здесь на удивление спокойно. Здесь очень комфортно. Я не знаю 99% собравшихся здесь, но это не делает место менее атмосферным. Большая вывеска 'Наше будущее феменизм', стол с колой, китайским чаем и пивом. Мы знакомимся с К. и Ж. Они вдвоем напоминают мне одну АС - цветные волосы, кричащая помада, одежда такая, в стиле АС. Экстернат опять же. Хотя стиль АС был скорее просто подходящим для подобных мероприятий, для старых заводов, переделанных в модные места для встреч. И все таки это презентация журнала, а по сему главред произносит хорошую и эмоциональную речь, не запикивая предложения рамками цензуры. Это девушка с короткими волосами в этаком творческом беспорядке, в длинном черном пальто и в ботинках на толстой подошве. Вокруг нее - ее коллеги, среди которых мы находим парня с нашего факультета. 'Вот чем надо заниматься, черт возьми'. И правда. Компактное издание с локаничным, но очень выразительным рисунком и маленьким комментарием снизу, белым по черному 'терроризм'. Тема номера более чем животрепещущая, и я даже не жадничаю и покупаю себе журнал себе. В просторном зале, по неизвестным мне причинам названным Оливье, играет музыка. Играет очень хорошая гитара, слова солиста настолько неразборчивы, что не отвлекают меня от гитары - брынь-брыньк. Фримаркет, где я нахожу небольшой и красочный постер, грустный рассказ, напечатанный на тонком листе атретьего формата, черная прищепка и черный журнал. Это мои находки в этом странном месте. Все. люди здесь так же знакомы между собой, все выглядят очень круто, очень по-своему, но здесь ни от кого не веет холодом. То ли в 'феминизме' дело, то ли еще в чем.

Порой, когда я пишу что-нибудь вот так в вагоне, я думаю, надо ли это дело публиковать потом или оставить валяться в заметках как есть. Бывает, пишешь так упоенно, как сейчас, а потом отрываешься на минутку, смотришь по сторонами и ловишь взглядом мужчину с кроссвордами. Приглядываешься, а он так аккуратно выводит по клеточкам: а у т и з м. Невольно задумываешься - а не про мои ли записульки речь?

Но все равно публикуешь потом - забавное все-таки совпадение.

20 9

Всех интересует их собственная жизнь, так уж вышло. Нам нужны другие люди для того, чтобы любить или ненавидеть их, для того, чтобы проводить время вместе и все прочее. Нам нужны другие люди, чтобы они нами интересовались, а мы, в свою очередь, интересовались ими. Этот замкнутый круг построен на эгоизме в какой-то степени, что нормально. В разумных количествах. Но (какая жалость) никто не будет просто так интересоваться тобой, если мы говорим о нормальных человеческих отношениях. Хватит ждать, что тебе будут писать и звонить, звать гулять, интересоваться тобой, если ты не делаешь этого сам. Хватит ждать, эта вселенная не крутится вокруг тебя и никогда не будет. Хватит придумывать себе проблемы с социализацией, а то они реально появятся. Но ты делаешь это, как будто не понимаешь всего сказанного выше.

Зачем ты ведешь себя так глупо, не понимаю.

Не ходите, дети, в Африку гулять. Заключение

Как-то я наткнулась на статью о том, что происходит с человеком, который перебирается в другую страну. Речь не о туризме, а о том, чтобы стать местным в незнакомой стране. Один из пунктов мне очень понравился – «Ваш день никогда не будет обычным. Что-то обязательно будет происходить». Сейчас я думаю, что это действительно так. Не может другой мир стать своим на все 100%. Каждый день – открытие.

Сорок фотографий, чтобы рассказать о том, что я выяснила за сорок безумных дней в солнечной африканской стране. По открытию на каждый день.

Общественный транспорт – для слабаков. Кому он нужен, когда есть замечательные grand taxi. Восемь человек в полуразваленной волге (волга – это образно. Я не знаю, как называется эта адская повозка) вместе с водителем. На нашем счету полувыпавшая из машины И.– а вы что думали, двери будут закрываться? На нашем счету Невероятные поездки по ночной трассе на такой колымаге со скоростью 90 км – право, не знаю, как это выходило. Но какое единение с соседями, мм. И хорошо, если это соседи, а не марокканцы, потому что попадались такие типчики в попутчиках…Но есть что-то прекрасное в этих машинах. Особенно когда возвращаешься ночью через весь город с пляжа. Можно слушать музыку и смотреть на дорогу, можно подпевать и впитывать гипервлажный теплый воздух. Можно смотреть на пальмы. Можно разглядывать людей с безопасного расстояния. Можно наблюдать за драками в очереди в такси или за место в такси. Романтика, одним словом.

А если вы сегодня богатенький буратино, то в вашем распоряжении petit taxi. Они удобные, поэтому писать о них неинтересно. Но есть в них кое-что в них все-таки примечательно. Цвет. В каждом городе это было моим заданием номер один – выяснить цвет пти такси. Вот, что я наскребла: Касабланка и Фес – красные. Шефшауэн и Рабат – синие. Танжир и Мекнес – голубые. Мараккеш – бежевые. Это, пожалуй, самый часто встречаемый транспорт на дороге, что мне очень нравилось. Это удобно, но дело не в этом. Это очень красочно. Многим городам не хватало цвета, например, Касабланке. И все машины дополняли эту блеклую гамму. Не знаю, что было бы с этим городом. Если бы не пти такси.

К слову, о недостатке цвета. Наверное, это и правильно для Касабланки. Белыми крышами и белыми стенами они обыгрывают название города – Белый дом. На этот счет существует несколько легенд. Мне больше нравится про белую башню, которую возвели испанские захватчики, а потом спокойненько ориентировались по ней в океане. Но есть более романтичная – Про дочь одного из значительных для города Мохаммедов. Ее звали Лалабаида (дурацкое имя как по мне) и кожа у нее была белая-белая. Дальше шла какая-то сказка, но я уже не слушала. Но без хеппи-энда – девушка в итоге умерла, и в ходе скорби по бледноликой Лалабаиде переименовали город, который до переименования назывался Анфа.

Продолжая говорить о городе, не могу не отметить действительно интересную архитектуру. По светлым тонам можно заключить, что строилась большая часть города в двадцатом веке, когда архитекторам поставили задачу создать город будущего. Ну и вот как-то белый у них с будущим ассоциировался. А если серьезно, Касабланка удивительным образом сочетает в себе самые разные архитектурные извращения. Над ее созданием трудились и европейцы, и арабы, поэтому отголоски культур можно найти в зданиях и декоре этих самых зданий.

Например, вот этот дом. Это самый центр – Площадь United Nations. Первый этаж  (если смотреть сверху) представляет собой квадрат, который разделен на четыре равные части широким коридором. Плюс такой получается. В центре этого плюса – большой ковер под мозаичной крышей, из-за чего он освещен разными цветами. Из коридоров вы попадаете в магазинчики и лавочки. Для работников этих заведений, в основном, и расположен ковер – график работы обязательно прерывается молитвами, для чего и оборудовано специальное место в шаговой доступности. Так же, в каждом из этих четырех разделов, есть лифт и лестница ведущие непосредственно к квартирам. Особенность такого жилья в том, что каким бы широким не был до, он не затрудняет, а наоборот упрощает движение пешеходов: сквозные коридоры удобно связывают соседние улицы между собой, поэтому необходимость обходить здание отпадает.

Это медина, но я вспомнила тему поинтереснее. Лестницы. На фотографии – пожалуй, одна из самых наивных лесенок, что я встречала. Потому что, например подъезды в Марокко – настоящая игра на выживание. Во-первых, свет, в целях экономии, отключается каждые 10 секунд, его необходимо включать на каждом этаже, благо, что свет загорается во всем подъезде сразу. Во-вторых, сами лестницы. Ступеньки высотой 25-35 сантиметров (в одном подъезде высота может варьироваться в рандомном порядке. ваша удача зависит от фантазии архитектора). Лестница обязательно винтовая с очень крутыми поворотами, на которых одна часть ступеньки не больше пяти сантиметров, а расширяется она до всех сорока. И вот представьте себя, осторожно ковыляющим вниз по широким частям лестниц. В одиночестве. С чем-нибудь тяжелым в обеих желательно руках. И в шлепанцах еще для полного счастья. И где-то на середине пролета выключается свет. Начинается шоу, в процессе которого ты мечешься между молитвами, матом и попытками звать на помощь. Однажды я ушла на крышу. Просто потому что не поняла, какой это этаж, а так как выключателя на крыше нет, я сидела наверху и предано ждала добрых людей, которые включат свет где-нибудь на первом этаже, ибо рисковать своими ногами в (естественно) резиновых вьетнамках (еще и не моих, к тому же) не хотелось вообще.

Я побила свой рекорд по крышам – шесть раз. Для меня это настоящий повод для гордости, особенно, когда я забиралась туда по собственной воле. Но местные, думаю, не разделили бы моего восторга. Открытые крыши здесь – это нормальная нормальность. Они обжиты развешанным бельем, заначками с неизвестного содержания пакетиками, даже бутылками с водой – неизвестно зачем, правда. Ну и многочисленные спутниковые тарелки. Это как символ Марокко – тарелки и антенны. На крышах всегда было хорошо. Туда я сбегала рисовать девочкам скетчи на прощание, ну, или шла от безысходности, потому что закрыла себя в чужом подъезде. Одна чудесная ночь прошла в компании стажеров на крыше отеля в Шефшауэне. Чудесности той ночи прибавлял дух авантюризма – нелегальная ночевка в отеле. *добавить в личные достижения*

Кстати, о достижениях. Марокканские города помогли мне выполнить одну из целей, которую я ставила себе на лето, а именно – делать скетчи, много скетчей. Почему-то здесь это шло гораздо проще, порой мы просто останавливались, и я начинала рисовать. Возможно дело в том, что за полтора месяца я так свыклась с ролью чудной белой, что редко задумывалась, как мои действия расценят окружающие. Какая разница, если половина того, что я делаю регулярно, странно в их представлении. Так мы и существовали с окружающим миром: я старалась не думать о том, насколько weird мои поступки, а меня вроде никто и не осуждал. Более того, опуская на одну чашу весов тот факт, что вероятность вернуться во все эти потрясающие города очень невелика, я не могла не закрывать глаза на другие факторы. Не нарисуешь сейчас – не нарисуешь никогда, а эта перспектива мне не нравилась.

А еще мне очень не нравилось то, что в этой стране люди практически не говорят по-английски. Поначалу мне везло, а вот дальше… Я выяснила, что существование в роли французской колонии оставило на замечательной африканской стране такооой глубокий след, что у них даже мыши в фамильных имениях и те по-французски изъясняются. Это, конечно, хорошо, если ты ехал подтянуть французский. Но если ты читаешь pomme как «помме», здесь тебе придется очень несладко. Конечно, в медине торговцы сувениров могут перекинуться с вами парой английских слов, но и цену они вам знатно накинут и, естественно, озвучат ее в долларах или евро. Очень грустно, когда ты вкладываешь в свой многострадальный взгляд весь свой полуторамесячный опыт жизни в Марокко, но цена все равно 10$ за какой-нибудь комочек грязи.

Но 90% времени в мединах я просто бродила, разглядывала и фотографировала. Делать покупки было слишком нерационально, тем более уйти из медины с ворохом бесполезного хлама - проще простого. Мои соседки возвращались с деревянной флейтой, пятыми разноцветными штанами, плавательными лосинами, брелками, подвесками для ключей, десятью баночками какой-то марокканской грязи… Для них было искренним удивлением то, что я не покупаю себе штаны, например, да и вообще обхожусь без покупок. Но для меня медина всегда выглядела как лабиринт, в котором нужно блуждать и разглядывать стены, вывески на арабском и угощаться бесплатными фруктами. Самая невероятная медина была в Фесе, что закономерно, ведь это самая большая медина в мире. Когда мы следовали за маленькой проводницей А., я все думала, как же здорово, что мы идем с ней. Она вела нас узкими тоннелями и маленькими улочками, где жила настоящая восточная магия, скрытая в изящных буквах арабского алфавита и непонятных указателях.

Вывески здесь – моя особая любовь. Я сделала, наверное, сотню снимков различных указателей, вывесок, надписей на стенах и дорожных знаков. Не могу объяснить, но что-то очень интересное для меня в том, что не несет никого смысла, опять же, для меня. Как будто слушаешь музыку на совершенно незнакомом языке. Не можешь понять ни слова, но каждая частица тебя проникается любовью к мелодии и звукам. Такая же любовь у меня дорожным знакам на арабском языке.

С этими теплыми чувствами может равняться только моя новая привязанность – свежевыжатые соки на завтрак, обед и ужин. Вчера в московском супермаркете я грустно поглядывала на цену на маленькой бутылочке свежевыжатого сока и считала. Я стала в 5 раз дальше от возможности радовать себя фруктами в питьевом виде. Кстати, мой скепсис по поводу витаминов из фруктов ушел навсегда. После жаркого Мараккеша меня настигла ОРВИ, лечить который, несмотря на все богатство выбора, могла углем или ношпой. Больное горло отказывалось принимать еду, поэтому я пила и пила соки. Не то чтобы это совет не принимать лекарства, нет. Это моя новая вера в пользу фруктов вместо всей остальной еды.

Дополнительного Ура заслуживает мороженое. Подозрительно вкусное и недорогое. Я жестами объясняла французскоговорящим продавцам, что мне хочется взбитых сливок и карамели к моему мороженому со вкусом овсяного печенья. Они, мне кажется, начали узнавать меня, потому что потом я приводила пробовать мороженое всех своих знакомых. Я могу долго говорить об этом, но получится просто ода о женской любви к мороженому, поэтому не стоит. 

Стоит о прекрасном. Прекрасного в Марокко великое множество. Прекрасное прячется в прохладных стенах музея современного искусства в Рабате среди скульптур европейских и африканских мастеров.

Прекрасное притаилось на зданиях Касабланки. Уличные художники превращают уже разрушенные стены медины и жилые дома в полотна полные смысла. Даже надписи на заборах - не матерные.

А если и матерные, то я об этом вряд ли узнаю. Главное, что они похожи на арт-объекты, даже если это просто объявление, написанное белой краской и решетка.

Рукоделие, рисование, гончарное ремесло, шитье - стиль жизни африканских жителей. Порядочные медины пестрят продуктами местных мастеров, и все это такое фактурное и привлекательное, ужас просто. Руки сами тянутся к керамическим тажинницам, пальцы повторяют контур выпуклых цветных узоров. Можно бесконечно рассматривать шарфы и накидки, пытаясь сосчитать разноцветные нитки (ой рифма).

Больше цветов можно найти разве что внутри лавочек и шатров. Я никогда не забуду целую галерею под покровом невзрачных навесов в Фесе. Такие потайные места оживляют город, они подпитывают его цветом изнутри. Настоящий цвет находят только настоящие искатели приключений.

Настоящие искатели приключений находят бесплатный ночлег в любых городах, проводят бессонные ночи на крышах, и встречают рассвет в аэропортах. Настоящие искатели приключений сидят, где придется - мама заметила за мной новую привычку просто опускаться на бордюры и ступеньки. Настоящие искатели приключений на себе чувствуют голодную разницу между стремным лоукостером и хорошими авиалиниями. У настоящих искателей приключений есть бесплатные синие носки из французского аэропорта.

Но чаще всего носки оказывались не нужными. Ноги просились в воду, все тело просилось в воду. Когда выходишь из воды и идешь по самой кромке, там, где берег встречается с океаном, нужно обязательно смотреть под ноги. Волна откатывается и разбегается, забирая всю воду с собой. Вода переворачивает камушки и песчинки с огромной скоростью, все сверкает так, что кружится голова. Земля уходит из-под ног. В прямом и переносном смысле.

Но ее, землю, никто и не ищет. Все стремятся в воде. Всем нужна вода. Особенно горячая - это я о наболевшем. В день, когда была сделана эта фотография, в нашей квартирке разыгралась драма с выломанной дверью. Весь мой день был посвящен спасению от жажды и пасмурной духоты. Спасение было у воды. Я делала вид, что музыка в наушниках слишком громкая, чтобы слышать призывные возгласы взрослых мужчин. Музыки не было, сами понимаете. Пресловутая драма разыгралась в мое отсутствие. В итоге, я искала воду, а нашла репутацию злостного ломателя дверей. Но и воду тоже. Только вот от духоты в Касабланке спастись практически невозможно.

До захода солнца. А вот после - ищешь тепло и душевные компании. Город оживает влиже к вечеру, к ночи выбирается на улицы, а с рассветом ползет прятаться от солнца. Поразительно, какое может быть оживление в центре в середине ночи. Выворачивая из тихих переулков, оказываешься в окружении кафешек, где размеренно курящие мужчины обсуждают какую-то статью в газете, женщины в пестрых одеяниях хихикают, наблюдая за шумной игрой кудрявых малышей, которые носятся повсюду с радостными криками. Идешь и отчего-то улыбаешься.

Но ничего более людного и шумного, чем площадь Джема эль-Фна в Мараккеше, я не встречала. Здесь буквально яблоку негде упасть, особенно, после захода солнца.

Оппозиционно к нему во всем стоит Шефшауэн. Города-контрасты. Мараккеш - Шефшауэн. Красный - Синий. Шумный - Умиротворенный. Дикий - Безопасный. Столпотворение - Одиночество.

Шефшауэн вообще город маленьких потрясающих деталей. Ажурные фонари. Пестрые цветочные горшки, хаотично разбросанные по стенам медины. Разношерстные, вездесущие коты. Одинокие, но такие колоритные люди. Теперь, вспоминая конопляные плантации вдоль серпантиновой дороги, я понимаю, почему здесь так мирно и спокойно.

Даже ночью. Ни в одном городе я не переставала опасаться окружающего мира. Только не здесь. В Шефшауэне я карабкалась по горам, ловко обгоняя своих спутников, для того, чтобы первой воскликнуть Вау.

Вау - это спрятанные тайны на крыше магазина изделий из кожи в Фесе.

Вау - это сочетание идеальной европейской столицы и дыхание архитектурных традиций.

Главная традиция - детали. Каждая по-отдельности  - невероятный шедевр, а вместе - целая галерея. Будь это мозаичнре покрытие, чайный сервиз или улица в бедном районе, искать мелкие кусочки огромного марокканского пазла - отдельный вид удовольствия.

Такой же уникальный, как новый опыт. В этот раз я была учителем, а точнее - ассистентом. Помогала К. вести класс фотографии, что было не просто в компании четырнадцатилетних мальчишек, которые то и дело начинали шуметь и спорить, но хватали камеру с завидыным энтузиазмом. Я (вроде как ненавязчиво) напросилась на урок танцев к А., где мы больше бесились, чем учили маленьких марокканских танцовщиц, которых жутко забавляли наши развлечения. Особенно их забавлял бородатый дяденька танцующий местную версию танца маленьких утят с очень серьезным лицом. Про себя я вообще молчу.

Смешнее этого был только глобал вилладж, где такие танцы отплясывала целая банда бородатых мускулистых арабов. Да так от души, я диву давалась.

Удивлять - это вообще про эту страну. Например, тут нужно платить за тень, даже если она не из-за зонтиков. Нужно платить, если ты хочешь в женский душ. Нужно бить кулаком в стену, чтобы дать водителю автобуса понять, что эта остановка - твоя. Нужно быть готовым к тому, что тебе принесут очень сладкий чай и два больших кубика сахара к нему. Нужно быть готовым удивляться и не показывать своего удивления.

Нужно быть храбрым путешественником, который, несмотря ни на что, находит верный путь среди многочисленных улиц и переулков, которые в пяти случаях из десяти названы в честь одного из шести Мохаммедов.

*минутка арабских топонимов или вроде того* Экспериментальным путем я выяснила, что слово Sidi равнозначно нашему микрорайон, а в каждом уважающем себя городе просто обязан быть Sidi Moumen, Sidi Moussa и Sidi Maarouf. Tariq - шоссе или улица, тоже частенько фигурирует в названиях.

Но чаще я учила французские слова и чаще - методом тыка. После того, как мне в кафе два раза принесли стакан молока, я поняла, что lait - это не латте. Латте - café cremé. Fromage - сыр, а еще сыр можно попросить если сложить пальцы в форму треугольника. Долго думала, что за фрукт такое Fraise. Заказала и поняла, что это клубника. Что такое Kaki, выяснять таким образом почему-то не хотелось. В общем, учите французский, а потом поезжайте в Марокко.

Впрочем, и без французского можно жить. Нужно найти свои маленькие уголочки, благодаря которым вам не будет одиноко или неуютно. У меня были туманные камни, столкновение суши и океана, где можно было часами смотреть на маленьких крабов, губок и мальков. У меня было маленькое уютное кафе с соками и обаятельным официантом, который редко понимал меня, но всегда улыбался. Как говорит мама, такие маленькие, но безумно свои места остаются в памяти навсегда, когда все остальное тускнеет и меркнет.

Не знаю, что забудется, но цвет, вид и компанию пальм я запомню надолго. Это такой связной элемент для целого Марокко, где можно найти все.

Это страна парадоксов, где можно найти руины и развалины в окружении прогрессирующей стройки нового города.

Это страна стереотипов, где все-таки есть верблюды! Я нашла их, нашлааа!

 Теперь все сорок мгновений моего лета остались в прошлом сезоне. Уже две недели прошло, я рассказываю и рассказываю истории, листаю и греюсь в фотографиях, пишу своим соседкам и предвкушаю и одновременно отвергаю наступление сентября. Я ставлю свои путешественные ботинки на полочку до лучших времен.

PS: на моих ногах рабочие кеды, готовые учиться и продолжать мое стажерство, только теперь в редакции NGTR. В качестве минипиара вот тут https://vk.com/ngtraveler появлялись и (надеюсь)(пожалуйста) будут появляться мои публикации. В общем, больше не хвастаюсь. Завязываю шнурки и работаю.