Пыль с полочек

Тридцатое декабря всегда хороший день. Сегодня он закончится воспоминанием неопубликованных моментов за последние полгода, которые я переживал и переживала изо дня в день. Эйфория, в которой я живу уже три дня, дала мне возможность отпустить и оставить их здесь, в запятых и пробелах, здесь, чтобы вспомнить однажды.

***

откуда-то с конца июля с пыльных ступенек

Я не знаю, как у нас появилась эта фишка, но иногда вечером И. в разгар вечерней лени и пустой болтовни говорила нам, что нужно пройтись. Что нужно буквально на полчаса прогуляться. Тогда мы обували шлепки и оставляли все нужное дома. Мы старались оставаться вчетвером как минимум, а если остальные были дома, то они составляли нам компанию. Мы выплескивались, соприкасались с тёплым ночным воздухом. От каменных стен, он асфальта шло тепло. Но не удушливое и надоедливое, а то, которое мягко и ненавязчиво заключает тебя в свои объятия. Жизнь в мостакбале была в самом разгаре в эти поздние часы. Фрукты, музыка, болтовня торговцев, громкая ругань из клиентов. На верандах и на ступеньках кофеен взрослые марокканцы пили крепкий эспрессо и выдыхали такой же крепкий табачный дым. Взрывная арабская речь лилась очень размеренно до тех пор пока не прерывалась гулким сиплым смехом. Взрослые арабские мужчины внимательно провожали нас взглядами. Мы, громко и взрывоопасно, по-девчоночьи спорили и толкали друг друга, вмешивали в речь пародию на китайскую речь и хорватские ругательства и, контрастно посетителям кофейни, падали на ступеньки через дорогу от нашего дома. Мы хихикали, а потом все кроме одной замолкали, слушая эту одну. Истории про какие-то любовные похождения, большие пьянки и автомобильные аварии заполняли наше внимание. Отвлечь от нас не могли ни худые марокканские парни, которым до земляков за столиками с эспрессо ещё курить и курить, ни что другое. Это были особые ступеньки, со своим сакральным смыслом. Как в Сплетнице, как на крыльце ниша, как у тогда закрытого музея Маяковского, как ступеньки в видео про прокрастинацию вместо подготовки к господину В. Так вот те ступеньки в маленьком бедном районе Sidi Maaroof были ничем не хуже. Это была квинтэссенция большого приключения - можно посетить тысячи мест, можно меня дислокацию по сто раз на дню, можно ночевать у незнакомых людей, можно делать многочисленные кадры, стараясь ухватить каждый момент в память своего мобильного. Но магия-то, магия она в крошечных и самых простых ситуациях, когда от круговерти приключений ты попадаешь в самую обычную ситуацию, которая могла произойти где угодно, но произошла именно здесь и сейчас. И так хорошо от этой непринужденной простоты. Девчачья болтовня, например, на ступеньках - куда уж проще. А тепло такое, как от всех каменных ступенек Африки после жаркого дня.

из 21 августа, с вечернего Ain Diab Plage

Мы расстелили ковёр на остывающий песок. Ковёр, до которого мы доэволюционировали к концу наших похождений. Сумерки и туман, прохлада, вместо духоты. В тот вечер мне следовало проверять почту, но я старалась упокоить прыгающие губы после вечерней встречи с океаном. Мы разрезали тяжелый арбуз – он сразу был обречен на провал. Если бы я знала, что следующий вечер обречен потерпеть еще большее фиаско, я бы задумалась об этом. Но я смеялась тому, какой бесполезной оказалась транспортировка зеленого несладкого монстра. Н. протянула мне кусок жареной курицы из коробочки кфс. Я пожала плечами, взяв сморщенными от плавания пальцами жирное крылышко – над пляжем разнеслось победное SHE EATS FRIED CHICKEN! с китайским акцентом. Мне было так смешно и так беззаботно в ту секунду, как не было следующие 96 часов, пока мы наконец не встретились с О. на брущатчатых дорогах большого города.

из перенасыщенного солнцем 3-его сентября в северо-восточном Казахстане

Это было полнейший облом. Я проснулась радо в своем самодельном отпуске, накрутила несколько прядок и купила круассаны, словом, была во всеоружии для встречи с моим старым миром. Поколесив по маленькому Павлодару полчаса на единичке, я уже ступала толстыми подошвами солнечных кед по идеальному асфальту рядом со школой. Не прошло и десяти минут, как я с недовольной миной и презрительным бурчанием вручила круассаны А., который черным силуэтом брел по другую сторону забора на физкультуру. Меня злила несправедливость, и злили охранники, злил ранний подъем, и дурацкие очки, которые цеплялись, и цеплялись за волосы. Я сдернула черные стекла с волос и начала нервно крутить их в руках, направляясь к остановке. Подъехала 003 маршрутка – маршрут был не мой, но думать как-то не хотелось, да и что в том городе вообще значит слово «далеко». Я села и подзагрузилась над очками. Они как-то вовремя приняли весь мой недавний экспириенс неудачницы. Я пускала солнечных зайчиков на стены пустой маршрутки и злилась просто так. Вспомнив, как они появились у меня, на меня нашло какое-то глупое озарение, что вот они, проблемы, прямо в моих пальцах, в форме очков. И ничего не держит меня от того, чтобы просто распрощаться с ними, чтобы перестать ловить эфемерных солнечных зайчиков, чтобы сделать из дужек границу между «до» и «после». Аккуратно сложив, я положила объект моих неудач на сидение и продолжила следить за дорогой, уже успокоившись. На горсаде я вышла из незапланированного маршрута с запланированной целью. Я быстро, почти бегом устремилась к светофору. Затормозив на красном свете, я подняла глаза на звук сигналящей машины – водитель маршрутки, открыто улыбаясь, сложил руки как бинокль, чтобы напомнить мне о забытой вещи. Это было как в сериале или вроде того, но в этой серии я сказала Нет, мужик, поезжай-ка на свой зеленый свет по своему странному маршруту, какой имеет 003 маршрутка, и очки себе оставь. Это я пыталась донести до него жестами – не думаю, что он понял все дословно. Это была серия, где зеленый загорелся мне, серия, где я просто убежала, а неживые стекла, в которые я вложила все свои последние промахи…не знаю, впрочем, это уже и не важно. Думая об этом, единственное, чем я восхищаюсь, так это девчоночьи-детским подходом к проблеме, к которому рано или поздно имеет право прибегнуть любая девушка.

из преддепрессивного  предноябрьскоого московского бара

Ох, немцы-немцы, так много их стало этой осенью. Одни своровали у меня Р., другие – мои вечера по вторникам и четвергам, а еще двое – два моих октябрьских вечера. Это был настоящий Октобер фест – потому что праздник, потому что пиво, потому что немцы, куда без них. Люди не встречаются просто так – почти кричала я в лицо ЛП, который правда приехал в Москву. Люди встречаются чтобы что-то понять – убеждала я его, пока он говорил, что я смотрю ту мэни гёрли мувис и показывал всей своей немецкой речью свое презрение к моей наивности. И мы сидели, трое, в бордовых толстовках, как будто нет больше цветов. Мы с ЛП смеялись, что у нас у обоих есть Д., которых даже зовут одинаково, как будто нет больше мужских имен. И я, одна, понимала, что, несмотря на все наши с ЛП шутки, меня интересует вполне конкретный немец, которому, кажется, было слишком все равно, он просто заставлял меня смотреть в глаза во время «дзынь» кружками. И все-таки не просто так это было, сколько бы девчачьих фильмов не вложили эту мысль в мою голову. Это нужно было прочувствовать, то насколько европейцы по-другому воспринимают общение и как близко к сердцу воспринимают мелочи. Мне нужно было раз и навсегда разграничить наши важные мелочи и увидеть эту культурную пропасть между ними, чтобы помахать в уезжающий автобус с другого конца пропасти, оставаясь на своей кайфовой стороне.

из прогулянной контрольной по психологии во имя киноискусства в слишком снежном декабре

Пальцы просто отваливались, а пальцы ног уже были готовы отойти в мир иной. Я не киношник и никогда им не стану. Моим максимумом так и останутся неподвижные заснеженные здания. Мы фыркнули на какую-то хипстерскую кофейну, побежав, со штативом, камерой и льдинками во всех возможных местах. Колокольчик, хлопающая дверь, облачко морозного воздуха и мы, я и Э., на пороге Караваевых. Сидя в углу на мягких диванах, мы грызли ПростоМарию, мы пили обжигающий бергамотовый чай, мы молча слушали разговоры вокруг и так же молча переговаривались взглядами. Пальцы постепенно приходили в норму, уходить не хотелось, глаза слипались. Хорошо подслушивать чужие истории, школьников, студентов. Хорошо думать, что ты тоже в этом незадачливом возрасте, когда для того, чтобы обыденность не ощущалась так остро, достаточно просто не пойти на пары, а увлечься экстремальным операторством в районе Ярославского вокзала (я больше ни-ни с этим делом), а потом отогревать свои продрогшие тела в хорошем месте, полном таких же детей, которые немного вытянулись, приосанились, но не до конца потеряли свою детскую нескладность, а главное – не потеряли эту непосредственность и внимание к пустякам. Когда мне было 12, я злилась, что выгляжу младше или, в лучшем случае на свой возраст. Сейчас я в том возрасте, когда в нем правда здорово быть, можно немного младше или немного старше, как вам угодно. В этих –надцать все-таки чертовски хорошо, в этом свободном падении между детством и взрослостью.

***

Тридцатое декабря всегда хороший день. Сегодня он начался с иронично-скептического возгласа О., мол, что же ты не веселишься уже тридцатое. Сразу после этого разразился спор: слишком феминистический для бара полного парней. Это было чудесное тридцатое. Здесь было осознание важности своей точки зрения. Здесь были все эти обычные люди, которые радуют меня каждый год, своей суетой и мыслями о том, все ли они успели, всем ли хватило подарков. Здесь были руки, голые пальцы и мягкие варежки, сжимающие маечки, полные мандаринов и подарочные пакеты с долгожданной начинкой. Здесь были счастливые студенты спешащие из ДАСа на выход под стук колесиков чемодана. Здесь был горячий шоколад, моральная поддержка, дорогие люди. Здесь были смешные фотографии,например, вот эта, с M&M. Этот год был то тягуч, то стремителен, так что давайте он закончится, а там будь что будет. 

А что-то точно будет.