Простые июльские радости

— Пусть  богемской жизни будет ровно столько, чтобы она не переставала приносить удовольствие.

Виношный ‘дзыньк’, кусочек казахского шоколада, пижамные шорты с распродажи, бесплатный плед из аэропорта Шарль де Голля, съемное жилье на границе со МКАДом. Фицджеральд на пресловутом пледе — книга в мягкой обложке, и с каждой страницы слышится «богема-богема-богема». Семнадцатилетние красавицы скучают в своих 19**-х, подающие надежды юноши увиваются за ними и разочаровываются их пустотой, состоявшиеся мужчины напиваются дорогим, но все еще опьяняюще-похмельным виски. Все так прекрасны, и так сладостно несчастливы в своём великолепном двадцатом веке на страницах небольшой книги в русском переводе. 

Мы с Р сидели сегодня на Маросейке. Мне иногда кажется, что здесь не бывает спокойных вечеров, и сегодня мои догадки подтверждались. Прохладный вечерний воздух разбавлялся алкогольными парами и неуместными комплиментами. Жизнь циркулировала, а мы степенно уплетали наши чизкейки и запивали это дело фруктовым чаем, изредка поправляя иногда непослушный чёрный верх наших сегодняшних одеяний (одеяния у каждой, конечно же, были свои, а вот ткань, похоже, родственная). Мы обсуждали тех людей, которые не торопятся и вроде живут себе в удовольствие, но с другой стороны так лениво и неохотно. Слово «пресыщенность» мелькало в нашем диалоге, и мы прикрепляли его к моделям поведения и образу жизни, хотя так делать не всегда очень хорошо. 

Позавчера мы с АМ брели переулками от полуночной типографии на Пушкинской до Патриарших. Там, знаете, такие богемские улочки, именно богемские. Шифоновые, кожаные, лакированные. Там огромные бокалы дорогого вина бьются так звонко, будто  чем звонче – тем пьянее, насыщеннее и ярче. Ярче светят лампочные гирлянды. Яркие блики отбрасывают вилки со сладкими произведениями искусства на своих кончиках. Яркий свет фар разрывает тёплый полумрак Малой Бронной. Музыка и смех, мужчины в вальяжных позах на утрированно простых верандах, девушки в кричащих накидках, которые они фиксируют на плечах длинными наманикюреннымипальцами. А мы идем зигзагами среди этих ресторанов, переплывая от одного тёплого островка к другому. Проходим мимо, передавая друг другу бутылку лимонада из такого толстого стекла, что оно могло бы произнести финальный ‘дзынь’, положив конец тонким пузатым винным бокалам. Но у нас свой ресторан, точнее - ‘ресторан’, с салатом из супермаркета на лавочке с закинутыми на нее ногами. У нас даже лампочки свои есть и крюшон тоже свой, хотя и безалкогольный.

(Патриаршие – не Патриаршие без мистики, думаю я, когда я вижу чёрную кошку вдалеке. Она пробегает нам дорогу, а я мимоходом отмечаю, что для Бегемота она слишком женственна и мала. «Она нам дорогу перебежала, да?». Именно. Не только нам: скрип тормозящей машины за нашими спинами активизирует слух, но я все еще не могу разобрать. Сквозь смех АМ расшифровывает мне крик пассажира «ДА НЕ ССЫ ТЫ!», обращенный, по-видимому, немножко суеверному водителю). Люди все такие разные, что аж одинаковые в некоторых вещах, независимо от возраста и материального состояния.

Мне звонит О в отличном крафтово-пивном настроении, и мы договариваемся на утренние общажные посиделки, продуктовым спонсором которых станет Билла, а спонсоры настроения и хороших историй даже не понадобятся. Замотанное полотенце на влажных волосах и истории об очень кинематографичном бармене в чужих-знакомыхстенах под чай  из икеевской кружки. Смех. Балкон. Так просто быть, когда для этого нужно немного. Так просто, когда для тёплых эмоций достаточно простых вещей с их простым теплом, вроде кружки чая/вина (нужноеподчеркнуть), вроде бесцельного сидения на свежем воздухе в тишине, вроде долгих разговоров и объятий. Вроде шуток, повторенных уже не раз и хорошего летнего утра, приправленного голубоватыми облаками. 

Богемские истории так вкусны на страницах у Фицджеральда, что удовольствие от них, кажется, достаточно и в бумажном формате, без смеси эпох и выведения гибрида из американской литературы и реальной жизни.

Рок'н'рольчику, пожалуйста

от 1 7 17

Шесть утра. Я давненько не обвешивала себя ноутбуком и рюкзаком, я давненько не надевала юбку. Я подпеваю роллингам в честь сегодняшней ночки, в руках — большая пачка круассанов — размахиваю ими, спускаясь по Красной Пресне к станции метро. 'I believe I ride'em on down' — почти так же круто, как Кристен Стюарт в клипе, я чувствую себя сейчас, подпевая вполголоса бодрым старичкам в моих наушниках. Последние сутки были какими-то рокнрольными, абсурдистскими и киношными. Это был один из тех дней, когда происходящее кажется мне сериалом, а я умудрилась оказаться тем персонажем, который понимает это гипертрофированную киношность.

Мы были на рок'н'мобе с АМ, мои попытки раздобыть камеру оказались довольно провальными, но это было единственным провалом на сегодня. Разговаривая с М по телефону, я вплыла в толпу музыкантов. Блики от тарелок барабанов, пальцы, скользящие по струнам, режущие интершум парка Горького своими острыми рифами. Как разминка перед баттлом, только тут саунд-чек. Я вмешалась в эту разношерстную банду. Юбка, джинсовка и чёрные очки были все-таки девчачьими, и я волей-неволей представилась себе крутой подружкой музыканта. Имела полное право, в конце концов.

Играли с каждым разом все более дерзко, все более живо, все более 'в удовольствие'. Вокала почти не было слышно, но среди собравшихся все и так знали, что после 'I become' нужно петь 'so numb', а если не знали слов — то знали ритм и для настроения этого было достаточно. Тучи то пропускали солнце, то запирали свет в своих угрюмых объятиях, а в один момент крупные холодные капли начали ударяться об инструменты, напряженные пальцы музыкантов, расслабленные плечи зрителей. Последние, не заставляя просить их дважды, накрылись зонтами и попрятали телефоны в безопасные карманы. Дождь, кажется, только раззадорил музыкантов, и они ударяли по стругам с двойной силой, прыгали и подпевали. На последних аккордах остались только барабанщики с финальными барабанными партиями, а над головами была по меньшей мере сотня гитар и даже одна электро-балалайка. Дождь мочил волосы, отскакивал от зонтов и так точно попадал в ритм. В ритм жизни, которой почему-то было так много в эту секунду.

Уже через несколько часов мы сидели в ирландском пабе в ожидании ТВ, АМ рассуждал о восхитительной пенке на пиве и шутил про бабский вишнёвый алкоголь. Стараясь не быть бабой, я потягивала небабский эль и, как обычно в случае меня и этого алкоголя, думала о книге 'Дверь в лето', из которой я помню только анабиоз и кота, лакающего эль из миски. В мои 12 он представлялся мне крепким прозрачным напитком, вроде рома, и я думала о том, как коты вообще переносят такой крепкий алкоголь, но сейчас, сидя в этом ирландском пабе, я понимала, что эль и коты очень неплохо сочетаются. ТВ не заставили себя долго ждать, и скоро мы хихикали над Т, который взял себе вишнёвое пиво. Сегодня, по самым разным соображениям, я была на другой стороне. А в баре играла музыка, что-то рОковое, так хорошо вписывающееся в музыкальную повестку дня.

Уже в два часа ночи я совершенно отчаялась сделать текст для нгт, позевала и подсела на высокий барный стул за стойку. Л и Б бесились за баром, спихивая друг на друга миссию какаоварерия, в пустом зале периодически мелькали гости из кальянной, в эркере ребята играли в настолки (дискотека ведь). По ушам бил клубняк с русским текстом — я недовольно поморщилась. Приобняв бочкА кружки с какао, я вышла с ней на крыльцо. Было свежо, предутренне, немного пусто. Внутри тепло, и так уже по-домашнему, но это крыльцо всегда встречает меня, стоит мне остаться здесь ночью. Это и холодная первая киноночь, с которой убежало уже два суетных месяца. И "тимбилдинг" через пару недель, когда происходила какая-то вакханалия, а я ещё верила, что смогу не стать частью этого броуновского движения и буду просто наблюдать за быстрой сменой действий, героев, настроений. Тогда утром мне стало окончательно нехорошо от кальянного дыма и я дышала лёгким маем все на том же крыльце, переваривая всю полученную за ночь информацию из пьянных разговоров и табачных монологов. АМ тогда вышел и присел рядом, во второй раз поделившись собственным не-ясно-откуда-берущимся спокойствием. И вот сегодня: внутри 'дискотека' и тусовка у НН, а я просто хочу выспаться и хочу солнце вместо дождя на завтрак. Неужели это много?

Через пятнадцать минут я приземлилась на свой любимый диван в плойке — все такой же разваливающийся и ещё более продавленный. Рядом скучал диджей, а я решила, что спать можно и под 'медлячок, чтобы ты заплакала'. Но уже через полчаса мой слух оживился из-за вступительных аккордов Seven Nation Army, за которой последовали Роллинги, Сплин, Би-2 и дальше по накатанной. Роковый день логично завершился логичной музыкой, начиная воскресенье. Спать не хотелось, солнце выплыло к раннему завтраку. Я брела по Красной Пресне вниз, когда мне пришло точное название для событий последних двух недель. Точнее и лаконичнее не скажешь, ведь там были перемены погоды, настроения, много музыки и людей, а ещё анабиотическое спокойствие, эль и 'кошки'.

Это была Дверь В Лето, только и всего. Пусть не солнечное, но зато душевное-душевное.