Do you want to go to the seaside?

"Атсана - 45 километров"

Что? Астана? Ах, нет же. Найти Астану на просторах Грузии было бы слишком большой неожиданностью для моих по-детски безмятежных каникул. Сегодня, в мой неВинный четверг, я пью гранатовый сок и ем таблетки, потому что жизнь все никак не может меня научить, что я не уживаюсь в жару с кондиционерами. Северные степи, кажется, были бы более здоровым вариантом для меня, но уже второе лето подряд я тянусь в жару и непременно такую одурманивающую, что без кондиционера начинаются зрительные галлюцинации и диалоги на одного.

Итак, сегодня я не пила вина и не мочила ноги в море, поэтому, чтобы хоть немного подправить репутацию этого четверга, я пишу. В лобовое стекло минивэна заглядывает уже пятый дорожный знак 'Осторожно, крупный рогатый скот', знаменующий очередное коровье нашествие на батумскую трассу. За исключением коровушек, оконные рамы открывают действительно захватывающие ландшафты. Если быть по-журналистски точной, ландшафты скорее пасторальные и деревенские, все с теми же рогатыми стритрейсерами, но для человека, который из окон автобусов чаще всего видит просторы казахских степей и 'преддверие' Омска, зеленые рощи перемежающиеся пальмами — просто верх визуального блаженства. Море разве что лучше, но 'море' само по себе синонимично слову 'экстаз'. Но вернёмся к грузинским дорогам.

Хочешь узнать страну — пройдись по ее дорогам. Это никто (вроде) не сказал, это я только что придумала.

Тёмные деревья человеческими силуэтами возникают на туманном фоне гор. Ещё утром здесь была трехслойная аппликация: близкая лиственная гора, дальше выглядывает изумрудная, а расплывчатая синяя прячется за ними и плавно перетекает в небо. Мелькали фары, интернациональный дорожный символ, привет всем путникам и беглецам. А перед моими глазами мелькали дневные картинки двухэтажных домиков, сменяющих друг друга и передающих лестничную эстафету: у каждого следующего — угловая лестница, ведущая на террасу на втором этаже, где сушится неизменное пестрое белье. Терраса отделена огромным оконным проемом, без ставней, с потертыми рамами. Закруглённые перила с облупившейся краской, выгоревшее на жарком солнце дерево оконных рам, разбухшие от тёплых и дождливых гроз ступени, тоже деревянные. Из улицы в улицу, из дома в дом, по дороге из Батуми в Кутаиси пестрили, как сушившееся белье, эти идеально-старинные жилища со своей уютной потертостью временем, погодой и людьми. Думалось о том, что старина привлекательна только пока это не твоя страна. Облупившуюся краску на веранде хочется рисовать, если это не твоя веранда. В обратном случае — хочется только сделать ремонт. Тот, на который не находится времени или средств, и твоя старая веранда бесит тебя своей старостью до глубины души. Хотя у меня нет вообще никакой веранды, и от домика в предместье Кутаиси я бы ой как не отказалась.

Солнце садилось над батумским побережьем. Меня все-таки усадили на небольшой мопед с Ал., и мы быстро ехали по бульвару в каких-нибудь пятидесяти метрах от моря. Сонливость проходила, мимо мелькали пешеходы и велосипедисты, Ал. вёл так, словно его водительский стаж превышает его возраст. Мы пришли к выводу, что не хватает музыки. Не особо люблю Лану Дель Рей, но если бы она играла, я бы чувствовала себя немного как в клипе. Мы обогнали квартет энергичных женщин в паранджах, нас обогнали парни с бОльшим зарядом аккумулятора, туда-сюда сновали грузинские семьи с кучерявыми глазастыми детьми, строго соблюдая правила велодорожки. К слову, они тут были повсюду, особенно в старом городе, и хочешь-не хочешь через пару недовольных сигналов в спину, ты тоже присоединяешься к законопослушным пешеходам и начинаешь уважать право велосипедистов на пустую дорогу. Моё акульное платье храбро противостояло ветру. Ал. спокойно и вежливо кивал тем, кто пропускал нас вперёд. Солнце садилось над батумским побережьем.

Мужчина включил музыку в автомате. "Очень громко, ну зачем так?" – протянул папа. Действительно, громко. От "Чито-Маргарито" и времени суток кафе сразу приобрело какой-то кабаковый оттенок, люди заговорили громче, звонче зазвенели бокалы, гуще стал сигаретный дым. Взрослая женщина принесла заказ, мы подняли бокалы. Это был, кажется, мой первый полноценный ужин. В последний полноценно грузинский день. Мы продегустировали хачапури и хинкали, а я нашла своё белое вино, которого, к сожалению, не было на разлив. Наполняя пакеты 'эликсиром' (цитата), пожилой грузин предложил мне хванчкара (хванчкару? Оно вообще склоняется?), который я смогла только продегустировать, но зато на собственном опыте поняла, почему хванчкара — королева полусладких красных вин Грузии.

Дегустация, как и ожидалось, была на каждом шагу. Что было менее ожидаемым, так это книжные магазины, букинистические развалы и заведения по типу 'книги-вино'. Мою коллекцию пополнил 'Фауст' в немецко-английской версии, хоть одну из которых я надеюсь однажды осилить. А ещё стикеры. С Маленьким принцем, грузинскими афоризмами и Кэмбербетчем. За семь дней моего пребывания у меня накопилось 5 пакетов из Books in Batumi, а девушка-продавец показывала мне самые забавные фразы из огромной стопки наклеек. Я вот поняла свой главный критерий оценки любого нового города. Невероятный, спокойный, умиротворенный, живой, крикливый, сонный, закрытый, — каждое прилагательное может характеризовать место как с плохой, так и с хорошей стороны. Но когда заглядываешь за стекла низких окон и на балкончики с цветочными горшками самых квадратных и круглых форм, когда покупаешь арбуз в магазинчике у дома, когда бегаешь по берегу и идёшь плавать по гальке бестуристного пляжа, когда ищешь и запоминаешь, где продаётся вкусное мороженое, а где — базар с фруктами. Когда хочешь приехать со своей рутиной и переплести ее со здешней действительностью. Вот это и есть высшая похвала городу, бесспорная и безоговорочная.

Звякнул колокольчик. Мы с мамой оказались в кондиционируемой комнатке магазина Alter Socks. Худая девушка с малиново-красным лохматеньким каре приветливо улыбнулась из-за кассы, а мы с мамой стали рассматривать трикотажные версии Ван Гога и Фриды Кало. Остановив свой выбор на хачапурных носочках и паре астрономических для Ал., мы поболтали с продавцом, которая почему-то решила, что мы знакомы с их акциями (мы не были), а после моего 'Ооо, это что у вас тут стиииикеры?', она, на секунду задумавшись, положила в наш пакет стикерпак с крылатыми носочками и доверительно улыбнулась.

Вечернее море было каким-то шебутным. Как ребёнок, который одновременно хочет привлечь внимание и уже немного устал от этого, оно хаотично выплескивало разношерстные волны на безразличную к его волнениям гальку. Темнело. Я сидела на полотенце поджав коленки и чиркала карандашом в блокноте. Парень по соседству чиркал — зажигалкой, а его спутница задумчиво курила, разбрасывая крошечные кометы пепла на все ещё безразличные камушки. Слева две фигуристые-длинноногие красавицы фотографировали друг друга уже с полчаса. Я следила за их плавными движениями и довольно заурядными позами, продолжая радоваться своим крутым носкам. Будь я такой 'девушкой', я, наверное, чем то другим восхищалась. Хорошо, однако, что меня больше интересуют носки с хачапури, чем фотосессии в купальниках.

Виноградные лозы, соединяющие балконы соседей, как бельевые верёвки, пестрящие майками-шортами, соединяют соседские дома. Ступеньки, ведущие куда-то на крышу, и собаки, которые если не домашние и породистые, то дружелюбные и очень опрятные. Книжные магазины, винные магазины, книжные магазины с вином и домашними лимонадами. Незапертые входные двери и машины, которые 'открой, а, и выбери себе арбуз'. Статные грузинские женщины и молодые худенькие девочки. Велодорожки. Субтропические ливни. Соленая морская вода.

Вот что мне увиделось в буднях грузинского города на черноморском побережье.

Hot&cold

7 8
Бумс! Потирая ушибленную голову, я вернулась в ровное сидячее положение. За плотным автобусным стеклом ровно уплывала вдаль неровная дорога, а справа степь уже превращалась в зеленые холмы. Мы два часа в пути, большую часть этого времени я силилась опубликовать пост. Как это работает? Как только ты спланируешь все до деталей и деталюшечек, все обязательно пойдёт не так. Так было и сегодня, и я пробуждала все своё внутреннее умиротворение, чтобы не бурчать и не сидеть с кислой миной. Просто так, из вредности. Тем временем дорога уносилась вперёд и становилась все более ухабистой, поэтому незапланированные столкновения моего лба с оконным стеклом происходили все чаще и чаще. *** Первое, что бросилось мне в глаза на фоне старого доброго пейзажа дома отдыха Кристалл, — футболка С. С был спортивным инструктором, ведущим вечерних мероприятий, организатором экскурсий, судьёй всех матчей дома отдыха, знатоком местных гор и даже царем морей (озёр?) каждый день Нептуна. Так было, когда мы приезжали сюда ежегодно , в мои 10-14 лет. Тогда я тоже старалась быть везде и всюду, и обязательно подружиться с классными ребятами, и чтобы они тоже непременно считали меня классной. Не сказать, что эти принципы кардинально изменились, но вот С, кажется, поменялся ещё меньше. Вплоть до футболки - белая с зеленой, желтой и красной полосой и надписью Los Angeles и номером 23. Возможно, он надевал ее только здесь, в тихом доме отдыха в горах, будить и активизировать который приходилось ему. Права я или нет, вечером на чайхане были все те же мероприятия и конкурсы, детей так же просили увести со сцены, а с лавочек, которые, естественно, были выкрашены чуть ли не той же самой краской, спешили заботливые мамы к своим пританцовывающим чадам.

11 8

Когда тебе чего-то хочется или по кому-то скучается, слух обостряется особенным образом. Из текста выцепляешь только нужные слова, которые раньше произносились или невнятно, или как-то не привлекали внимание. Но сейчас из монотонного шума музыки, дороги и шин кто-то выкрикивает слово: обязательно лаконичное и точное. Тогда сто раз переслушанная песня, играющая фоном, выпаливает конец фразы и завершает твою мысль. Интереснее этого только сравнивать обрывки саундтреков: что думалось, когда ты в прошлый раз обратил внимание на слова, и что они кричат тебе теперь. Как правило, это все те же строки про то, как все непонятно, но все изменится в лучшую сторону, и ещё вот это: 'я обещаю', или 'солнце ещё взойдёт', или все те избитые песенные строчки, мелькающие в любом плейлисте, хотя бы в одной песне. Но какое дело до попсовости этих слов, если это так созвучно тому, что чувствуется и думается прямо сейчас ***

В наушниках бодро и метафорично пели Two Doors Cinema Club. О небесных телах или, как обычно, о делах внутриатмосферных, сегодня они были анти-гимном погоде в Павлодарской области. 'Солнце' в наушниках, пожалуй, было единственным солнцем, а низкое бесцветное небо больше походило на то, что видели пассажиры станций электричек в 'Норвежском лесе'. Последние пару дней в Кристалле нордическая горная прохлада бесцеремонно прервала жаркий летний марафон, окутав территорию северным туманом. Это был холодный компресс для моей перевозбужденной встречами и переездами головы, поэтому лучшей локации для того, чтобы выспаться и побездельничать, придумать невозможно. В моем случае, разумеется. Из городского гула перемешанного с мыслями о том, что ещё надо сделать то, и то, и то, меня откинуло в лёгкое предтинейджерское время, когда неделя в Кристалле была топ-событием лета. Когда близлежащими делами были покупка школьной формы и канцелярии, дело это было волнительным, оно как будто задавало тон всему учебному году, а это, как и все новое, очень волнительно. А от казахской литературы и физики пока можно было закрыться неширокими полями белой шляпы и потянуться на лежаке.

С тех времён во мне точно сохранилась веснушчатая бледность и любовь к синим купальникам. С трудом преодолевая сопротивление воды, я выбралась на пляж и, сверкая своими не опалёнными казахским солнцем бёдрами, прошествовала к лежаку и плюхнулась на него. Холодные брызги от мокрых волос и купальника, самого синего купальника за всю историю меня, приземлились на горячий рыжий песок. И спряталась от всех мыслей о грядущем в книге с морозным названием. Виноват резко-континентальный климат или я со своим чтивом, но на следующий день первое, что я увидела из окна комнаты, был туман, укутавший внушительные горы по самые щиколотки. На грани осязаемого камня и сметанообразных облаков был лес. Хвойный. Холодный. 'Норвежский', как гласил заголовок книги. ***
Охлаждающий компресс был подан вовремя. Сразу после жарких городов на А: Алматы и Астаны. Был ещё П - Павлодар, но это был Полный Провал (или другое слово на букву П, например, северный пушной Писец, который бы разделил моё негодование этой температурной истерики моей родины). Но А - Астана и Алматы - были солнечными и авантюрными. И если Астана и Алматы — это Москва и Питер (Р, тут ты должна понять, что ты вдохновила меня написать о твоих городах), то я снова на стороне суеты. Как и в случае с Москвой, я за Астану. В сравнении с Алматой, разумеется. Три дня омрачались только одним фактом — я просыпалась непростительно поздно. Мой внутренний странник отчаянно топал ножками, тормошил меня по утрам и угрожал совестью, но обессиленное полной на эмоции Москвой тело требовало сна после долгих прогулок и негромких аудиенций на кухне в тишине хостела на Масанчи. После пробуждения мы мирились и перевоплощались в одного полноценного странника и сквозь изматывающие воздушные коридоры пробирались по городу.

После наступления темноты мы находились с Ф и тут же терялись в разговорах и в новых (для меня) локациях. Каждый раз, когда мы все-таки встречаемся и разговариваем, мы говорим так, как будто мы очень близкие люди и незнакомцы одновременно. Я часто как будто суммирую и переосмысливаю происходящее, рассказывая это так, словно больше мы никогда не встретимся и не сможем припомнить друг другу моменты каких-то откровений. Я, так делаю я, как будто иначе нельзя. И кажется, что Ф делает точно так же.

***

Но это было ночами. Пока светило солнце я сама себе была гидом, фотографом и аниматором, выгуливая себя вверх-вниз по асфальтовым улицам, которые, казалось были сотни раз расплавлены полднем и сотни раз остужены мягкой полночью. В старых домах теплились истории, а лица прохожих, не всех, но многих, были на одной волне комфортного южного стиля жизни. Добираясь из секонда до Меги пешком, я не могла не вернуться в прошлое. Я щурюсь на солнце. Своей белой кожей, впитавшей несколько слоёв крема от загара, я привлекаю внимание идущих навстречу людей. Со всех сторон — жизнь. Маленькие уличные кафе, вывески с рукописными афишами, коробки и подстилки с любой несусветной мелочью, которые можно приобрести прямо на улице. Ребятишки в резиновых шлёпанцах, снующие туда-сюда. В памяти невольно всплывает веселеющая Касабланка, которую я храбро открывала всего год назад.

А потом прохлада. Потом воздух, который охлаждается и разряжается с каждым метром. Горы. На Медео я случайно познакомилась с двумя киргизскими девочками и их гостями Д из Вашингтона и В из Франкфурта. О девочках могу сказать только одно — приехав на Чимбулак, они не ушли дальше того места, где нас высадили, и остались делать сотни селфи изменяя наклон головы и, не знаю, уровень игривости в глазах. Чтобы вы понимали, это вся информация, которую я могу о них дать, чтобы никого не обижать. Д и В оказались более бродильными и менее глуповато-восторженными собеседниками. С ними мы забрались повыше и обсудили все, что обсуждаешь с незнакомцами/иностранцами/свежезнакомыми иностранцами. От происхождения и лингвистических способностей до путешествий и неочевидных гендерных различий. В сарказмировал совсем как немецкий Л, а я одерживала маленькие англоязычные победы, когда ребята смеялись над моими шуточками, и ужасно гордилась собой. На обратном пути я снова 'вернулась' в Марокко, на этот раз в Шефшауен. Извилистая дорога, каждый ухаб и поворот которой добавляет скорости и адреналина нашей вагонетке на Американских штоках - на этот раз с настоящим американцем. Мы с В хихикали над киргизскими девочками, водитель молча усмехался. Вечерело. Шефшауен? Нет, все ещё Алматы, но какая точная цвето- и светопередача. Такая, что захотелось проснуться первой на матрасе, поползти ставить чайник и насладиться теми минутами тишины , перед тем когда хорватско-египетско-китайская кулинарная бригада не вмешает меня в наступивший день. *** Астанинские сутки были поживее и в компании мамы, но и с Астаной мы уже хорошие знакомые. Города такого типа вызывающе-очаровательны. Широкие улицы, белоснежная 'зебра' пешеходных переходов, оживлённые дороги в несколько уровней подкупают, подкупали и однажды, будьте уверены, рассчитаются и заберут меня насовсем. Тут ничего объяснять и не надо. Если Алматы - уютно и по-южному гостеприимно, то Астана - свободно и независимо. На мой не до конца разобравшийся, но уверенный взгляд. *** После жарких городов — охлаждающее горное озеро, понижающее столбики термометров, успокаивающее мысли, тихо убаюкивающее после опьянения коктейлем из свежего воздуха. ***
Сегодня утром, в электричке до Астаны, уже подостывшей, я не могла оторваться от компании ребят на соседних сидениях. Неуловимое и очаровательное было в тонких чертах лица парня на 23 месте и забавной неуклюжести его соседа на 24. Спокойный парень с крутой стрижкой на 28 оттенял трёх своих друзей спокойным выразительным голосом, а девушка с 27 кресла была похожа на Мидори из книги, страницы которой я перелистываю в поисках подходящих мыслей уже вторую неделю. В ней была какая-то притягательная острота, что мне было даже не по себе от того, как много я смотрю в их сторону. Вспомнив, что друзья астанинской К отправлялись в Павлодар, я на секунду поверила, что это именно они, уже возвращаются в Астану. В свою (иллюзорную?) свободу и независимость. Такие живые, что хочешь - не хочешь, а сон снимает рукой и мысли какие-то хорошие в голову приходят. Как хочется писать после прочтения чего-то очень эстетичного и настоящего, как хочется петь после правильных саундтреков в наушниках. Как хочется лететь/ ехать/ стучать по рельсам хоть на край света, хоть раз взглянув на цены на билеты и бросив вопросительно-призывный взгляд на своих попутчиков.

Мои попутчики уже ждут меня у выхода на посадку. А я, стараясь не оставить их посадочные где-нибудь по пути, уже ступаю на старенький эскалатор аэропорта Актау.

the one who loves craft

от 1 8

Солнце обжигающе-запекающе медленно превращает неравномерный город в подтаявшее асфальтное масло. Мягко, но безоговорочно подчиняет себе все поверхности, которые добровольно сдаются, запрокидывают лапки и предпочитают превратиться в очередную батарею. Солнечную. Бликующую.

1
9
8
6

Я вижу: 1986 и решетка в асфальте, а под ней — вода, которая бликует, как и все бликует, как и я наверняка бликую. Стёклами очков, серьгой в брови, значком на сумке. Я посылаю сигналы sos во вселенную, но вселенной абсолютно наплевать на мой температурный стресс. Четкими ударами алматинское солнце выбивает из меня Москву.

1986 и знак равенства между этим числом и количеством соображений, которые за последние 10 дней сконцентрировались вокруг одной темы. Поэтому, пока 45 маршрут везёт меня до Ботанического сада, а в форточку забивается ветерок, я пролистываю фотографии и пытаюсь собрать мысли в кучу.

Когда я наткнулась на эту фотографию, меня непроизвольно откинуло на два года назад. 23 августа, вечер, я дописываю письмо для Л. Чемодан ещё недособран, а я неторопливо подбираю мысли, сомневаюсь, добавляя каждое следующее слово в предложение. Звонок водителя — у меня остаётся 15 минут вместо ожидаемого часа. Простыми математическими расчётами понимаю, что они не успеют. Павлодар, конечно, очень маленький, но мы оказались слишком медленными в этой ситуации. Дописываю, вываливаю хаотичный поток слов на лист бумаги. Папа старается успокоить меня, но кроме той мысли, что мы обнялись вчера не так, не по-прощальному, я не могу сконцентрироваться ни на чем, поэтому папины слова пролетали мимо. Спускаемся. Обнимаю всех по очереди, всех, кто успел оказаться тогда возле подъезда. Злобно поглядываю на водителя. А и Л все-таки не успели.

В пятницу ночью я пробиралась по подземным переходам, уже знакомыми дорогами к Домодедовской, к Аэропорту, к А. Прошло уже почти два года с того дня, когда я покинула Павлодар. Я возвращаюсь, я фактически прописана там, я вторая в домовой книге, я всем зависима от этого города, но я все ближе к осознанию того, что я покинула этот город. Я нервно перемещаюсь между земляками, я жду такого же человека, который пошлёт мне сигнал бирюзовой корочкой паспорта. Я жду его, в очках и джинсовке, в которую поместится ещё три таких парня, и наконец вылепляю его из толпы. Он как обычно смотрит по сторонам, рассказывает про кошку, которая агрессивно мешала ему спать, а я понимаю, что А. осязаемый, что А. едет в автобусе к московскому метрополитену. А. приехал ко мне. Можно ли считать, что ты покинул один город, и заполнил другой, если твои друзья приезжают не в город, а к тебе (цитата)? Так или иначе, за два года я научилась обнимать далеких родных так, чтобы если обстоятельства не дадут нам попрощаться, объятия можно было списать на прощальные.

А. тем временем вернулся в Павлодар. А. ждёт старый-новый мир, а мир ждёт старого-нового А. Это новое весьма символично, но весьма волнующе. Для меня, разумеется, как для близкого наблюдателя.

***
Насколько вообще законно класть голову на плечо другу? Какому другу можно? Где эта градация, я начинаю путаться. Где эта грань, после которой голова давит не только на плечо, но и на ваш дружеский статус?
***

Я почувствовала себя дивой, как только круглая печать с глуповатым смайликом приземлилась на моё левое запястье. Нелепо, но я, откинув кудряшки за спину, зашла в зал и стала выискивать свою дивную компанию из двух див на этот вечер. Голые спины в платьях на бретельках, округлые бедра в прямых джинсовых юбках в стиле моего пятого класса, блики стеклянных бокалов, сжатых тонкими пальцами. Все-все как на концертах Золотухина.  Даже Золотухин (!). Пока он в компании другого В. одевал слушателей в пространство и готовил их к разочарованиям-очарованиям, я присоединилась к Р и К, которые же покачивались в такт музыке, звучавшей для меня совершенно по-новому в этот вечер. Для Р и К Золотухин был таким непосредственно прилагающийся к дружбе элементом. Р была моим Колумбом полтора года назад, и для меня его музыка по-своему наша музыка. Теперь мы пересеклись здесь вчетвером: трое, связанные аудиозаписями в концертной версии, и исполнитель этих концертов. И пусть мы с К знакомы очень немного, в бар мы шли очень уж дружеским шагом. Мы шли к Говарду.

Howard loves craft. "Howard loves craft" на Тверской до 24 часов. А кто ж его не любит? Я, по крайней мере, ещё не промахивалась с выбором любителей, с которыми мы поднимались по ступенькам сосем не пабоподобного бара. Такая светлая кухонька, с забавными картинками, деревянной мебелью и подстаканниками. Такая кухонька, где можно сидеть только с друзьями. Здесь оказались мы с АМ и наши ближайшие друзья, которых занесло в Москву синхронно, как и идея познакомиться пришла нам довольно синхронно. Темного пива с мягкой пенкой становилось меньше, мы хихикали, а я все думала, что я открыла это местечко для себя, когда гуляла с АМ в июне. Мне тогда хотелось (надо было) его напоить, а потом хотелось разбить кружку об его голову (внезапные каминг-ауты, особенно в шутку, не всегда хорошая идея. Особенно, если в истории замешан некий Тимофей), но речь вообще-то не об этом. Эта была наша единственная дружеская вылазка, и вот мне интересно, получилось ли у нас быть друзьями. Это из разряда тех вопросов, когда обратно уже не вернуться, да и не хочется. Это из разряда 'А вдруг'. Мне тогда впервые пришёл один вопрос важный в голову: как много общего нужно иметь, чтобы быть друзьями? А на сколько больше/меньше объединяющих факторов должно быть у двух человек, чтобы получилось что-то больше дружбы? Так или иначе, если я наконец посмотрю те сериалы, которые, кажется, видели все, то я смогу становиться более универсальным собеседником и, может быть, другом.

Прошло уже много времени с того момента, как я решила написать этот пост-попытку-уложить-мысли. Получилось не очень складно, зато именно так как в моей голове. Повышение температуры не способствует писательству, как и кое-что другое, что так верно подметила Р. Даже сейчас, в полночь, на балконе, в Павлодаре,  я сконцентрирована на этих двух факторах, я как всегда сконцентрирована на людях. На тех, что дают мне баллончик с краской и зовут заниматься вандализмом. На тех, что заранее зовут меня на смузи-вечеринки.

На тех, кто вздыхает, ревнует, влюбляется заново, на тех, кто просит помощи, и тех, кто помогает мне. На тех, кто ждёт меня у парикмахерской, и тех, кто показывает мне Сатурн в телескоп. Люди, которые ежедневно есть вокруг меня, с которыми я делюсь эмоциями и силами, вы, конечно, забираете практически все к концу дня. Это то, что я поняла за последние пару лет и за последние пару месяцев особенно. Ты или остаёшься при своей энергии, или постоянно барахтаешься/ныряешь/балансируешь в том, что дают окружающие тебе в ответ. И, черт возьми, я бы сдохла от передозировки или от одиночества не будь я такой транжирой собственных сил. Была бы отдохнувшей, конечно, но такой отвратительно-бездельно бесполезной.