Не ходите, дети, в Африку гулять VIII

Ну, какое же лето без <...> и неожиданных событий в самый последний момент. Попадать в неловкие ситуации, <...>, впадать в ступор, пытаться перемотать время, все, что хотите. Все это случается, как правило, когда меньше всего ждешь этого. Когда больше всего сосредоточен на другом, на других проблемах и делах. Все это – уроки, которые приходится запоминать. Прошлое лето научило меня внимательности. Прошлое лето научило меня перепроверять важные документы по нескольку раз, а еще выходить из своего аккаунта на чужом компьютере. Подобными глупостями я больше не балуюсь. В качестве других полезных навыков могу отметить мою адаптацию к рублю: теперь я знаю, что 200 рублей – это буквально целое состояние, на которое можно жить и жить, особенно, если есть социалка.
Этим летом я почти поверила, что мое путешествие в Марокко обошлось без происшествий. Вчера вечером в такси я не печатала и не смотрела ничего. Я прощалась с ночной Касабланкой. С шумными живыми улицами, пальмами и диким движением на дорогах. А что теперь? А теперь я все еще сижу в своем любимом Juice&Food в Мостакбале, который, как выяснилось, правильнее называть Сиди Мааруф (ну, к последнему-то дню можно сообразить). Я никуда не улетела, нет-нет. Никаких пересадок в Париже на сегодня. Никаких регистраций и паспортного контроля. Никакого досмотра багажа. Сейчас я понимаю, что отдала бы все, чтобы плевать в потолок и разглядывать подаренные И. кеды в аэропорту Шарль де Голля. Хотя, по хорошему, отдавать уже нечего, а прокрастинация ждет меня завтра ночью. Это лето бросило меня в хардовое испытание на умение ориентироваться в том, в чем, как мне казалось, я уже разобралась, - в тонкостях авиаперелетов. У меня была два экзамена. С одним я все-таки справилась, со вторым – как посмотреть. Июль объяснил мне, как важны минуты, когда говоришь время вылета. Июль объяснил мне, как важно вовремя проверить наличие рейса в аэропорте вылета. Июль объяснил мне, как важно не брать с собой много вещей (этот урок был в особо жесткой и мокрой форме). Несколько простых мелочей вроде говорить правду, что у тебя нет денег, чтобы платить за такси – попадаются таксисты, сопереживающие промокшим  саркастичным девочкам. Вроде того, что толстовка и пара джинсов не бывают лишними, даже если пункт назначения – Африка. Вроде того, что не в куче шмоток счастье, а сидеть в аэропорте девять часов может быть даже увлекательно. Мы поняли друг друга с июлем, а вот с августом что-то шло не так периодически.
Август был насыщенным. Он был гораздо быстрее своего предшественника. Он был месяцем, когда пришлось доделывать то, что казалось решенным и забытым, но не тут-то было. Случилось одно расставание, которое я бы назвала Расставание 2.0 – с демо-версией разобралась только я. Это еще один важный урок – не откладывать тяжелые разговоры на потом. А тем более – не оставлять колючие вопросы отрытыми. Другой полезный опыт – отстаивать свои права. Не самое приятное занятие, но иногда стоит вспомнить, что одно дело, что должно быть, а другое – что я могу вытерпеть и с чем могу смириться. И в это иногда нужно напоминать себе, что нельзя сдаваться без боя. Нужно хотя бы попробовать. Я начинаю осознавать, что я уже не в том возрасте, когда никто не будет слушать меня, потому что я маленькая. Я-то, конечно, еще маленькая, но если закрыть в паспорте фотографию и смотреть только на дату рождения… Я еще не до конца поняла, что можно настаивать, требовать, говорить со сталью в голосе и добиваться своего. Но я начинаю осваиваться. Я думаю, опыт жизни с девочками мне в этом помог, именно в осознании себя неребенком, который такой приехал в лагерь по фану. Мои соседки в чем-то совсем беспомощны – тут я чувствовала себя молодцом (мама и Р. гордились бы мной), но в чем они хороши, так это в решении проблем, как это делают взрослые люди. За эти полтора месяца я всегда была самой младшей в любой компании. Номинально. А по-хорошему я была старше всех беспомощных китайских девочек вместе взятых. Я училась решать все это как взрослая. И у меня почти получилось.
Почти.
Кроме вчерашнего дня, когда я единственный раз не вовремя проверила почту. Вот бывает же, да? Я исправно обновляла таню02315. Каждый день с момента прилета. Порой, по три раза на дню. Но именно вчера я ограничилась формальностями. Вчера я была занята упаковкой вещей. Планированием всего. Пляжем и некрасивым тортом. Ночью я проснулась от жажды и боли в животе. Было душно. Я выпила стакан воды и сняла толстовку (говорю же, даже в Африке понадобилась). Подумала о том, какая я молодец, что причесала волосы после мытья, и какие они теперь красивые будут. Ко мне пришла мысль о том, что надо бы перепроверить утром почту – мужик из фонда, которого я окрестила 123, говорил что-то о переносе рейса вперед, еще в июле. Может, что и будет. Подумала о том, что надо написать темы для Д. Поворочалась и уснула. Сейчас мне думается, что в тот момент, когда светлая мысль о том, чтобы перепроверить почту на предмет переноса рейса посетила мою рыжую голову, мой уже перенесенный рейс совершал посадку в каком-нибудь аэропорте какого-нибудь Шарль де Голля. Утром, когда я обнаружила пожелания хорошего полета от 123, я потеряла дар речи. Буквально. Я не знала, что делать. Я тут собираюсь, знаете ли, на вокзал. Зарядку на телефоне, понимаете ли, проверяю. Поторапливаю девочек. А тут - опаньки, и не летите вы никуда, уважаемая Татьяна Александровна. И я не улетела.
Улечу завтра. Точно улечу. Я обещаю. Я закончу этот пост, сделаю последний абзац во Франции, по время моей такой долгожданной аэропортовой прокрастинации. А сегодня я поела традиционных марокканских лепешек по пути на вокзал. Мы провожали Х. и ели напоследок этот марокканский завтрак – сегодня он был как никогда хорош. Улетела наша беспомощная, но самая милая панда. Это было безумно грустно – уехала самая забавная часть нашей команды. Она спела нам на прощание Хашани и раздала гонконгские рыбные сосиски-снеки. Мы пообещали встретиться. Не скоро, может, даже не в следующем году. Но мы обязаны поесть арбуз на пляже пластиковыми ложечками. Хотя бы раз.
Возвращаясь к вопросу об уроках. На своей уже загоревшей шкурке я поняла одну важную вещь: никаких скидочек/поблажек/маленьких выгод, когда речь идет о серьезных международных авиаперелетах. Сейчас я думаю, что сэкономленные пять тысяч рублей в мае – ерунда, по сравнению с той экономической задницей, которая встретила меня сегодня с распростертыми объятиями. Я убедилась в том, что эти важные вещи нужно контролировать самостоятельно, без каких-либо посредников, чтобы рассчитывать только на себя и винить, в случае чего, только себя. А то вот так вот, как я сейчас, фонд-то, он виноват. Они-то много чего не по правилам делают, да и в остальном, я раскусила уже их схему и причину, по которой мне достался дерьмовый лоукостер, в котором мне даже воды не дали. Они-то ладно, с ними будем разбираться по прилету. Но почту я не проверила. Билет был. Другой. Не по правилам. Но был. И начало это колея неудач берет от моей беспечной головушки рыжего цвета. Так что больше никаких фондов с псевдо-помощью. Только персональная ответственность.
День выдался стрессовым. День выдался пасмурным. День был совсем не африканским.
Когда мы с Н. добрались до дома и поели йогурта, я легла спать. Через несколько часов меня разбудила И., мы обсудили ее неопределенные отношения на расстоянии, хитчхайкинг и отправились сюда, в бар с соками. Я шучу про себя, что не улетела, потому что обещала перед отлетом зайти сюда и выпить их потрясающего сока напоследок. Вчера я этого не сделала, поэтому сейчас исправила эту нелепую оплошность яблочным соком. Последние четыре предложения еще об одном важном уроке – нужно давать себе выдохнуть. Нужно давать организму успокоиться. Нужно спать. Плохие вещи случаются порой. Порой – катастрофические. Но организм не виноват в том, что вы нервная истеричка/параноик/ранимый человек/ да кто угодно. Он не должен страдать из-за других людей, а если они пытаются это сделать, не давайте. Лучше давайте себе поспать. Вот увидите, картинка немного поменяется, да и ненависть к себе поутихнет.
Немного о самоубивании. Укорами или волнением. Всегда повторяю себе и своим близким как мантру. Нельзя корить себя за то, что уже прошло. Нельзя вечно винить себя за это. Можно чувствовать вину, помнить о ней, но нельзя давать этому чувству тормозить вас. Какой толк повторять Ах, я такой глупый, что сделал так, а не так. Ну, да. Ну, глупый. Ну теперь-то что. Мы никогда не сможем вернуться назад. Не изменим того, что хотим. У нас была попытка прожить это мгновение правильно, и мы ее использовали, так или иначе. Тоже и с волнением. Проблемы нужно решать по мере их поступления, а не бояться печального исхода за несколько недель вперед. Здесь – легче. У нас все еще есть попытка прожить момент правильно, а волнение, а тем более – нагнетание, уж точно не спасают ситуацию. В этом и состоит потрясающая сторона жизни. У нас есть только сейчас. Только сейчас, чтобы поправить прошлое и не накосячить в будущем. Как мы недавно решили с М. – иногда советы, которые мы даем друзьям, неплохо бы применять по отношению к самим себе. И сегодня я советую самой себе. Я посвящаю этот абзац себе, не давая раскиснуть и расслабиться. Держим ритм. На сегодня все.
Прошло 27 часов с предыдущего абзаца. Прошла одна поездка на автобусе, одна, совсем незаметная – на такси, одна – на поезде, с большой и напрягающей остановкой, один перелет Касабланка – Париж. На часах – полночь. Я жую морковный оладушек, припрятанный мной во время перелета. Я поглядываю на желтые кеды и скучаю по своим кроссовкам. День какой-то взбалмошный и немного туманный. Я была в десяти минутах от опоздания на поезд – ничего бы страшного не случилось, если бы я уехала на час позже, но хотелось не отклоняться от плана. Мы с девочками собирались и пели попсовых 1D. В последний раз. В последний раз спорили о чем-то бесполезном и записывали видео. В этом году – точно в последний раз.
Было очень грустно прощаться с девочками. Я помню, как я чувствовала себя на третий, четвертый день с ними. Громкие. Суетные. Я уже устала от их шума. Они совсем по-другому думают. Как оказалось – нет. Или это дело привычки. За несколько поездок на поездах в другие города, за несколько недель совместного проживания. Сегодня, когда мы ехали в автобусе, И. сказала в своем обычном духе: «Вау…мы продержались шесть недель сами, без чьей-то помощи улаживали все вопросы и решали проблемы. Обошлись без потопов и пожаров». Забегая вперед могу сказать, что кажется она погорячилась. Потому что сегодня, когда мы обнимались на станции, нам позвонила М. – глуповатая айсекерша, с которой мы проводили время в Шефшауэне. Она сказала, что дома потоп. Представляете, второй день какая-то дичь творится, а им все дальше с этим жить. Но уже не мне. Никто из айсека не поинтересовался, уехала ли я, долетела ли. Никто не знает, что я осталась в Касабланке дольше, чем планировалось. Меня мало заботит это, но так забавно, сравнивать отношение в июле и сейчас. Все писали, звонили, интересовались, буквально дрались за то, кто будет встречать меня в аэропорту. А теперь им все равно, как, впрочем, и мне. Где-то до середины моего пребывания в Марокко мне очень хотелось сделать так, чтобы этот проект работал. Меня ужасно злила их плохая организация, точнее – ее полнейшее отсутствие. Когда я спрашивала их, почему все так плохо организовано, они разводили руками. Ну что же, раз это не нужно вам, то это не будет нужно никому. Забавно было говорить с новоприбывшими участниками проекта. Они заранее знали, что проект – пардон, говно. Они просто ехали, чтобы делать ничего. Валяться на пляже и устраивать вылазки в другие города. Они искренне не понимали моего возмущения, а еще больше – моего желания делать что-то. Задумываясь об этом, я понимаю, что полтора месяца могли быть бесполезными и отчасти разочаровывающими, если бы не люди, с которыми я познакомилась. Они действительно были для меня примером, они учили меня, будучи самими собой. Они учили меня английскому, оо, для этого, пожалуй, стоит даже строчку пропустить.
Английский. Черт, не знаю даже, как сказать. Приехала я сюда уверенная в своем английском на 110 процентов. Первые три дня я все еще считала себя неподражаемой. А вот потом начались проблемы. Не знаю, как описать. Такое чувство, как будто я в один момент у меня украли половину того времени, что я потратила на обучение, а главное – результат. Правда, я говорила, как будто на китайском (чтобы вы знали, мой китайский ограничивается Ни хао и песенками Хашани и Дебутси). Особенно, в разговоре с людьми, которые очень хорошо говорят, например, Н. или И. Мне было ужасно стыдно за себя. Это длилось где-то с неделю. Потом стало.. не то что проще, но я стала видеть свои ошибки и поправлять себя. Я стала спрашивать, как правильно. У меня стало получаться отличать акценты по национальностям. Я стала чувствовать себя очень уверенно в разговоре с людьми с таким же уровнем или немного ниже. Вот, что я поняла. Это похоже на игру в шахматы – нужно играть с сильным соперником. Только тогда мы начинаем учиться. Перенимаем правильные стратегии и избегаем неудачных ходов. Я поняла, насколько плохой все-таки у меня английский, хотя сейчас и, думаю, ближайшее время я буду переключаться между русским и английским с завидной легкостью. Скоро это пропадет, за неимением такой практики, но мне очень хочется, чтобы свежевыработанная опция автозамены и подчеркивание неправильных слов сохранились на подольше.
Как важно оказаться с нужными людьми. Как важно их найти. Второе лето выдается эмоционально нестабильным, случается много ситуаций, которые требуют быстрой реакции и решительных действий. Но это хорошо. Все неудачи и переживания компенсируются нужными людьми, которые незаметно появляются в жизни, а через какое-то время становятся ее важной частью. Прошлое лето подарило мне четых очень важных людей. Это лето, кажется, не уступает. Но проверить это получится только через год. А пока я сижу в аэропорту Парижа и воздаю слова благодарности авиалиниям Air France. Еще большей любви удостоился аэропорт Шарль де Голля, в котором я провожу эту ночь на диванчике с пледом, маской для сна, надувной подушкой и носочками. Условия лучше чем за последние полтора месяца в Марокко - вода даже горячая есть. Время приближается к утру, скоро второй перелет и Москва, где меня ждет насыщенная среда, полная бумажной волокиты и поездок на метро. Я уезжаю с добрым чувством грусти и пока неопознаным и непережеванным ощущением перемен внутри меня.
Доброго утра. Не давайте событиям просто случаться. Берите от них опыт или впечатления. А лучше - то и другое.

Не ходите, дети, в Африку гулять VII

День 1

Отправила с утра две фотоподборки. Д. одобрила их, и я перестала чувствовать себя бесполезным кусочком мяса. Уложила спать Х. - наша гонконгская душа моталась в Испанию, точнее в маленькую испанскую деревушку для того, чтобы обновить визу. Забавно, Р. делала так с Украиной, а Х. хитрит с Испанией. Завтра глобал вилладж, а значит мне нужно сделать что-то съедобное о стране. К обеду мне пришла мысль воспользоваться своим положением перебежчика и рассказать о реальной родине. На это меня натолкнул не патриотизм или соображалка, а матушка-Лень: презентация про родные Казахские степи уже готова, нужно только перевести. Этим я и вооружилась: ноутбук, новый (спасибо, И.) скетчбук со старой начинкой и кружка кофе. Сделала его сладким - великим путешественникам нужна энергия. Сегодня я великий исследователь уже знакомого города. Сегодня я сбегаю в одиночестве бродить по Касабланке, выуживая из ее закоулков солнышко и добрые воспоминания. Я вежливо игнорирую предложения присоединиться к кому-нибудь из знакомых. Сегодня я одинокий путешественник.
Блуждая в районе твин тауэра, я нахожу милое кафе, на вывеске которого заманчиво красуется слово smoothie. Я облизываюсь и падаю с ноутбуком в тенечке. Через несколько минут я расшифровываю и перевожу интервью о гонконгском фестивале и одновременно с этим замечаю, что сок из папайи очень хорош. Слово 'папайя' вызывает у меня одну очень устойчивую ассоциацию. Я очень люблю мультсериал 'Что с Энди', его еще раньше по джетиксу крутили. Так вот там была серия про театр. Они по закону жанра подростковых фильмов-мультов про школу ставили Ромео и Джульету. А Энди поспорил с Джен, что будет говорить только рифмами. Ну она его в самый ответственный момент и подставила - какая, мол, рифма к слову 'папайя'? Он конечно выкрутился, это же Энди. А вот у меня закрепилось где-то в голове, что после слова 'папайя' где-то обязательно должно прозвучать 'ручка дверная'...
Уж не знаю, что со мной не так.
Угуляла потом к мечети и сидя на камушках писала письмо для И. и смотрела на закат. Когда я закончила писать, солнце оранжевым четким кругом приближалось к горизонту. Оно спряталось за ним всего за одну песню. Четыре минуты - и только красные разводы в голубом небе. Потом я шла обратно по-московски быстро, по пути отмечая десятки воздушных змеев на площади у мечети.

День 2

Сегодня я была открывателем других, предпочтительно арабских стран. Сегодня был глобал вилладж. Две девочки, которые настоящие россиянки, придти не соизволили, поэтому пришлось мне, перебежчику, рассказывать от лица России. Не то чтобы я была против. Забавно было наблюдать за реакцией ребят, особенно - на баранки на шее. Не было у меня, ни костюма, ни презентации. Зато было хорошее настроение.

 Расхваливала гречку и пряники, писала китайские имена на русском, фотографировалась, словно редкая зверюшка. Египтяне и тунисцы затеяли слэм. Это был правда слэм, только более миролюбивый и под местную музыку. Но частенько включали что-то всем знакомое и тогда все стажеры прыгали, подпевали, размахивали флагами и танцевали, как умели. Сидя в тенечке огромного собора, мы отдыхали и подводили итоги. У меня осталось чуть-чуть гречки и куча всяких разностей от представителей Азии. Это успех, я считаю. Обнаружила пострадавшие в сумке пряники с клюквой - ну, что же, придется сделать девочкам прощальный пирог, по рецепту мамы, только без крекеров. Вечер мы провели за обсуждениями того, куда бы нам go out. В итоге плели фенечки и обменивались сувенирами. В первый раз за месяц провели вечер всемером, в одной гостиной.

День 3.

Путешественников выгоняют из дома.
Правда, пришли вечером, сказали, мол, завтра до 7 съезжаете. Квартиры пока нет, но вы вещички-то пакуйте. Поэтому угробили сегодня на...э, ни на что, собственно. Я упаковалась вчера, довольно быстро, а сегодня получился ужасно девчачий день. Только вообразите: гостиная в бордовых тонах, 7 девочек, две из которых плетут фенечки, одна обрабатывает фотографии, а остальные дружно бреют ноо-о-оги. И так весь день. Драмы по телевизору и подпевание Years&years. Где-то час я убила на вспоминание фотошопа, потому что И. попросила подправить ей фотку, а точнее - убрать с нее людей. Нашла потерянных родителей песней Мамонтенка и выпила вкусного клубничного сока. В семь часов обнаружила себя сидящей на своей спортивной сумке у подъезда с пакетом молока в одной руке и ноутбуком в другой. Ээ, сомнительно. Ленивый из меня сегодня получился путешественник, а еще экономически невыгодный. Новая квартира территориально там же, в остальном так же все, только темная. Вечер мы провели рассматривая фотки И. на ноуте. Там были большой и маленький Ф., а еще ее общага и бабушка с дедушкой. Сейчас почти час ночи, мы сидим в какой-то кафешке рядом с домом в компании очень приятного египетского М. и еще одного обаятельного египтянина, уж не знаю, как его зовут. Я чувствую себя немного утомленной, хотя не делала ничего сегодня. День wasted. В Москву хочется.

День 4.

Чувствовала себя как-то так себе целый день, а еще очень хотелось супа. Но в Мостакбале, как оказалось, такая роскошь мне недоступна. Заменила суп овсянкой с персиками и распечатала  фотографии - вот и вся польза от меня на сегодня.

Вечером я оделась как Пеппи Длинный чулок, и мы отправились исследовать ночную Касабланку (ну да, на последней неделе, лучше поздно в конце концов). Египетский М. отвел нас в очень уютное местечко, где подают единственное в Касабланке Пастишо (надеюсь, правильно). Это картошка, ветчина, много сыра и все это в духовку. Но меня впечатлило не блюдо, а место. Это маленькое помещение, где кухня и обеденный зал объеденены, так что жара там стоит невообразимая. Тесно расположенные столики и весь такой деревянный интерьер с уютными винтажными штуковинами. Особенно мне запомнилась непонятного назначения рамка из дерева опять же, к которой были прибиты черные усы и два замка. Не знаю, то ли потому что она висела передо мной, то ли потому что Н. постоянно стукалась об нее головой, но как-то уж очень она мне понравилась. Покинув жаркую пастишишную, мы оказались на уже прохладной ночной улице, где моя буйная душа агетировала всех прогуляться до мечети, а менее буйные души моих соседей смотрели на мои шорты и скептически пожимали плечами. Но М. уговорился, и вскоре мы шагали по бульварам разнообразных Мухаммедов к океану. М. рассказывал о своих прошлогодних похождениях с айсеком в Москве, который такой же хитренький, как и касабланковский (как оказалось). Возле мечети мы сели на парапет и свесили ноги поближе к все еще далекому океану. М. и Н. ударились в какую-то жутко насыщенную дискуссию на арабском, Х. и И. лениво переговаривались о чем-то, а я слушала музыку, смотрела под ноги и считала секунды между сигналами маяка. Семь.

День 5-6.

Два дня были какими-то туманными, а второй вообще какой-то неочень. Нас попытались второй раз выгнать из квартиры, причем нелегально, сами же айсекеры. В первый раз ругалась (ну не то чтобы, но говорила со сталью в голосе) на английском. Давненько меня не переполняла гордость от того, что я грамотно закрыла человеку рот, а главное - как вежливо и как грозно. За что он меня, естественно, невзлюбил, и во всех неполадках в нашей новой обители обвинил меня. - We know who broke the door! - Okay, who? - Russian girl!!! Простите, я смеялась так громко, что не смогла ответить ему ничего. Ни то, что у меня есть имя, а рашн герл звучит немного по-расистски, ни то, что меня не было дома весь день и доступа к двери, соответственно, тоже. Но то, с каким упорством взрослый громила-араб пытался убедить меня - худенькую девочку, что я сломала дверь, здорово повеселило меня. Его, кажется, мое внезапное веселье расстроило, но не так как взбучка от администрации за нарушения правил организации. Славный получился денек, утомительный, но справедливость восторжествовала. Забегая вперед, скажу, что все проблемы нам устранили бесплатно, за исключением двери, за которую пришлось заплатить, но это как бы включает в себя справедливость. А в день до этого, когда я бродила по пляжу (читай: зверски ломала дверь при помощи кувалды и ручного медведя), я обнаружила любопытное место. Оно было туманным как мое настроение, но безумно атмосферным.

Камни, океан, рыбаки. Маяк. Я разместилась на камушках с акварелью, и ко мне подсел взрослый марокканский мужчина с удивительно не марокканским именем Б. Мы разговаривали о музыке и книгах, немного безуспешно о хороших актерах - когда-нибудь у меня получится запоминать их имена. Он был невероятно похож на аргентинца, с которым я познакомилась в хостеле год назад. И внешне, и по характеру, Б. был даже таким же одиноким и харизматичным. Мы разговаривали, я рисовала, он много шутил и здорово смеялся, а туман в моей голове рассеялся на час.

Пока мы говорили, пока я бродила у самой воды по мокрым камням, пока умывалась в соленой океанской воде. Туман вернулся, когда я ушла от мечети. Что ж, возле океана лучше, чем везде.

День 7.

Итак, мы сбежали в Рабат. Не то чтобы с утра, но к обеду уже были в столице. Нам повезло: поезд был двухэтажный, новый и безумно комфортный. Мы сидели с Х. Она писала письма, а я ела гречку. Кстати, новый скилл - готовить гречку без варки #гордый_кулинар. Как оказалось, изобретательность поднимается на новый уровень, когда у тебя в квартире не работает..хм ничего из техники? Да, особенно плита. Но какая разница, если мы уже бредем в сторону пляжа, наслаждаясь бризом и, пожалуй, самой лучшей погодой за все время в Марокко. Отличительная особенность - цвет.

 Ни один город в Марокко еще не был настолько насыщенным по цвету. Шефшауэн был красивым, но немного туманным. Марракеш был пыльным. Касабланка - блеклая. А Рабат - яркий. Все цвета разные, как будто только из тюбиков. Мы брели через то ли медину, то ли просто бедный полуразрушенный квартал, а потом - бац - и океан. Мы спустились на камушки (читай - скалы), где было много маленьких рачков и я постоянно боялась наступить на какого-нибудь обитателя глубин. Но пару ракушек я все-таки уничтожила своими беспощадными пятками. Однако все это теряет смысл, ведь немного позже я уже вскарабкалась на выступ, откуда прыгали страйные марокканские парни.
Ну и я естественно. Я пару раз крикнула И., что она pussy и chicken, а потом я поняла, что может быть я тоже очень даже pussy. Страшновато было, но только когда осознаешь, что ноги отталкиваются от колючих камней, и горизонт переворачивается. А потом полет. Когда я вынырнула, И. спросила, зачем я кричала. Ну как, ну как зачем. Не каждый день мне выдается возможность как следует поверищать, а тут очень даже повод. Через полчаса я грелась на камушках и заканчивала пост, осознавая, что это мутное состояние, похожее на мыльную воду, смылось. Что я не только вижу эти вкусные цвета Рабата, но и чувствую их. С волос капали соленые капли. Медленно сползали по спине, за ними мурашки. Я чувствовала в несколько раз отчетливее каждый миллиметр своего тела.
Солнце подумывало о том, чтобы садиться. Мы встретили нашего хоста Э. у вокзала. Он оказался очень приятным и воспитаным мужчиной, с хорошим чувством юмора и хорошей стереосистемой в машине. Вечер мы провели катаясь по городу - машины в последнее время постоянно, но вот просто по городу под громкую музыку меня еще не катали. Мы подпевали Avici и Sia, снимали видосики и думали об аренде машины на выходные. Квартира у Э. - о г р о м н а я. Я бы очень хотела жить в таком просторном месте, даже если это будет одна комната. Меня приятно порадовало количество йогуртов и фруктов в его холодильнике. Несмотря на то, что Э. большой любитель покушать, кушает он и полезную еду тоже. Почему-то погордилась за него.
Сейчас уже почти час ночи, девочки устали ныть о своих ноющих животах (а нечего тяжелую пищу на ночь есть) и сопят на соседних диванах. Вечером были в итальянском (слишком итальянском) ресторане. Что мне очень понравилось, так это обслуживание. Официанты буквально летали. Я, пожалуй, никогда такого не видела. Но да ладно, пойду я спать с мыслями о том, что где-то в Марокко не перевелись еще хорошие официанты и гостеприимные хосты.

День 8.

О том, как по разному люди считают деньги. Если вкратце: наш небедный хост искренне не понимал в чем проблема брать такси каждый раз, когда нужно куда-то доехать, и, видимо, не поймет. Девочки злились на него, а я молчала, потому что на самм деле мы виноваты, что не забрали все вещи с собой с самого утра. День помялся, но утро и вечер все еще были хороши. Мы провели их с Х. Сначала у причала, где я рисовала и мы говорили о грядущей учебе, потом в музее современного искусства, который дествител но стоит того, чтобы посетить его. Во-первых, там приятная прохлада, которой мне не хватало, даже несмотря на бриз. Во-вторых, место само по себе очень любопытное и красивое. Много света и пространства - как я люблю. Серьезный второй этаж и легкомысленный подвал.

Я все-таки сходила в музей в Марокко, наконец сходила в музей современного искусства, как тут не остаться довольной. По дороге домой закончила писать письма девочкам - осталось только упаковать их в самодельные конверты. Х. купила для меня нормальные конверты, но я предпочитаю цветные журнальные страницы. Передо мной сидела семья. Муж, жена и их маленькая дочка, годика полтора. Она сначала играла с папой, а потом я, в немного умирающем состоянии от невыносимой духоты, привлекла ее внимание. Она не стала со мной играть (фух), она стала на меня смотреть. На меня никто в жизни так не смотрел. Не отрываясь, минуты две она, почти не моргая, смотрела на меня в упор. Было немного не по себе. Я поулыбалась, помахала ей. Но, кажется, ее это мало интересовало - мои скупые эмоции. Что уж она себе надумала - не знаю, но ее мама откровенно веселилась. День закончился леденящим душу душем.

День 9.

День последнего путешествия по медине. Мы с Х. - великие покупатели. Мы провели два часа, слоняясь по медине в поисках сувениров и торгуясь, как только получалось. Я чувствовала себя крайне довольной, потому что время было потрачено не зря, а еще я сбила цену с 250 до 50 дирхам - гордость смешивалась с недоумением, но чему-то я все-таки тут научилась. Потом я отвела Х. попробовать самое крутое дешевое мороженое - она оценила. Вечером я была горе-поваром, потому что лажала с тортом как могла. Буду просто надеяться, что из моего бананово-крекерного месива что-нибудь да получится. Я старалась, честно. Вечером мы плели на память фенечки и даже начали смотреть Если я останусь. Все предвещало бабо-вечер, как вдруг позвонил М. и позвал пить сок. Не знаю почему согласилась - сидеть с девочками было очень хорошо, но и с М. мы здорово поболтали. Он лучший друг Н., и теперь я понимаю, что она подразумевает под overprotective. Иногда, правда, слишком. Но авокадовый сок был прекрасен.

День 10.

Мы в трамвае. Я обнимаю семь килограммов арбуза, И. плетет фенечку, Н. и Х. о чем-то спорят. Семь часов довольно прохладного вечера, мы торопимся на пляж. Я честно тащу miracle на себе - хотела арбуз так получай. И вот мы уже на пляже. Девочки жуют шаурму, я, как нелюбитель кошатинки, убегаю к холодным волнам.

 В воде почти никого, солнце на грани столкновения с горизонтом. Обжигающий холодный океан заставляет вскрикивать от каждого набега волн на дрожащую меня. Я ныряю. Волны усиливаются, я падаю в них, солнце неумолимо катится за горизонт, завершая мой последний день на просторах африканского континента. Волны становятся какими-то неправдоподобно гигантскими. С берега кричат что-то, видимо пора прощаться. Сегодня, когда девочки не хотели на пляж, я сказала, что не хочу их заставлять. Они смотрели на меня полу-обиженными взглядами, как бы отговаривая от пляжа. Тогда я сказала им, что моя следующая встреча с морем или океном будет скорее всего даже не в следующем году. Сказать, что они не ожидали этого - ничего не сказать. Тогда я 'добила' их: 'До Марокко я была в соленой воде три года назад'. Они засобирались на пляж. Теперь, когда я выбралась из воды, они двольные и теплые сидели на берегу, жевали где-то добытую курочку из кфс. До сих пор загадкдля меняа - когда они успели сходить за ней. Мы сидели на остывшем песке, грызли продукцию нерправданно дорогого фастфуда на побережье Атлантики. Мы пели какие-то несвязные корейские песни, снимали видео, разочаровывались в арбузе - первый невкусный арбуз здесь, кстати. Это была наша гудбай пати.

 Не дома, с неудачным пирогом ("Только рыжая русская могла накормить меня такой вкусной, но такой уродливой штукой"). Не дома, с К. и Б. Здесь наша развеселая банда отмечала наше расстование. И было что отмечать. Неудачный арбуз, долгое такси, ай хэв ноу мани! Miracle - это не неудачный арбуз. Miracle - это стечение обстоятельств, когда египтянка, китаянка, хорватка и русская в один день приземлились в аэропорту Касабланки и заселились такие непохожие друг на друга в сомнительную квартирку в сомнительном районе.

Не ходите, дети, в Африку гулять VI

Итак, минивен, дорога, hymn for weekend. Мы где-то между Мараккешем и Азилалем. Мне чертовски нравится путешествовать разношерстной командой: наша бабо-банда, два румына и два немца с прошлых выходных в Шефшауэне. Х., которая теперь официально ХМ, спит так, что не поймешь, жива она или нет.  И. прозаично смотрит в окно, положив ноги на плечи Э., сидящему перед ней. На полу сидит А., перед ним Б.- новая румынская личность – сидит рядом с Н. На переднем диджеит и читает что-то философское ЛП. Это третий день в Мараккеше.

В поисках спасения от невыносимого пекла мы бежим к водопадам. Цена какая-то преступная, но я рада громкой музыке и быстрой езде. В печи города осталась К., которая не захотела пропускать работу и вечером поедет обратно в Касабланку. Это был горячий пирог Мараккеш на девять человек. Чтобы не обжигаться, мы появлялись на улице после заката, лениво слоняясь по красным дорогам.
Мараккеш - красный город. Сердце Марокко.

По названию города получила свое имя эта удивительная страна на северо-западе африканского континента. Горы отделяют нас от жгучего дыхания пустынь Западной Сахары, куда я отказываюсь ехать даже при очень большом желании. 45 в тени в семь вечера - мне хватило. Обжигающий лицо горячий ветер - мне хватило. Спасение мы нашли только в квартире, в зале, под кондиционером, куда мы перенесли содержимое кроватей из соседних двух комнат. Я же нашла под этим кондиционером насморк, который не покидает меня уже вторые сутки. Но оно стоило того.
Мы вернулись из Мараккеша вчера. Тогда же я обнаружила крутое кафе с невероятно вкусными соками в пяти минутах ходьбы от нашей квартиры, где я теперь лечусь витаминами и делаю свое пребывание здесь не бессмысленным. Проект практически не продвигается – четыре рабочих дня за четыре недели. Звучит просто преступно. Но крайне продуктивно в вопросах путешествий, от которых я даже немного устала. На ближайшие пару недель пообещаю себе продуктивность и разве что маленькие вылазки в ближайшие города. Но об этом позже. Возвращаемся к выходным, которые продолжаются в Касабланке, потому что (удивительно, но) мы не работаем. А еще потому, что немцы решили-таки заглянуть в Касабланку на пару дней. Вчера вечером, когда мы сидели в гостиной, поедая ложкой арбуз на шестерых человек, я подумала вслух о том, что неплохо бы заменить двух туниских девочек на двух немцев. Что поделать, общаться с парнями очень комфортно, особенно, когда это забавные европейцы.

Выходные в центре страны получились…другими. Почти нет фотографий, а впечатления больше личного характера на фоне собственных размышлений и эмоций, нежели от неизведанных красот Мараккеша. Город на самом деле интересный, вот только немного однообразный. Красные домики, красные мечети, красныекрасныекрасные. Медина интересная, очень самобытная. Попали мы туда поздней ночью, когда часть ее уже спала или готовилась ко сну, а другая – еще шумела и веселилась. Центральная площадь заставлена ларечками и палатками, бесконечный свежевыжатый апельсиновый сок и заклинатели змей. Было совсем не страшно бродить ночью. Было утомительно слышать в сотый раз Welcome to Morocco! Было душно, даже ночью.
Было не по себе. Не мне - Н. Я много раз слышала, что люди меняются во время своего пребывания в другой стране. Но, думаю, здесь дело не в стране, а в компании. В том, какое влияние мы, такие разные, оказываем друг на друга, существуя под одной крышей. В нашем европейском влиянии на ее арабскую натуру. Когда мы приехали в Мараккеш, мы заселились в квартиру вдевятером. Первое что сказала Н. парням – представим, что мы друзья детства, и я могу снимать хиджаб при вас. Второе, что сказала Н. – я хочу подстричь волосы. Третье – она пошла гулять с нами ночью в очень красивом облегающем платье, не открытом, но оооочень аппетитном, особенно при ее фигурой. Она восторженно повторяла «Я чувствую ветер в волосах» и запускала аккуратные пальцы в только подстриженные волосы». Но моментами на нее находило сомнение. Она как будто съеживалась, уменьшалась и тихо говорила «Зачем я это сделала?». Уже здесь в Касабланке я узнала историю о стрижке. Н. отращивала  волосы, чтобы отдать их в фонд поддержки больных раком. Они уже были достаточно длинными и густыми, так что она ничего не теряла, плюс она сохранила свою косичку. Но история не в этом. Не о доброте Н. А о ее лучшей подруге, которая умерла год назад от рака. Во время ее болезни Н. была занята действительно важным делом. Поэтому не была с ней рядом в последние дни. Более того – в последний месяц. Возвращаясь к истории об отрезанных волосах – подруга Н. обожала волосы Н. и говорила, что мечтает о таких. Когда уже не имела никаких волос. Н. не успела отрастить их для подруги. Но не отказалась от задумки. Это был четвертый близкий человек в жизни Н., которого она потеряла за свои 20 лет.
Каждый день умирают тысячи людей. И тысячи людей рождаются. Ничего необычного не было в ее истории, но когда это не запись в интернете, а история рассказанная тебе твоим другом – эффект совершенно другой. Оставлю это здесь, как историю в интернете, напоминающую мне о реальной истории Н. Исключительно для себя.
Кстати, прошло три дня, а я никак не могу закончить пост. Сейчас десять утра, пятница. Сегодня началась пятая неделя моего пребывания здесь. Я сижу на полу в гостиной, пью кофе и пытаюсь добить пост. Через месяц жизни здесь я наконец нашла себе хороший кофе, чтобы пить по утрам. Через месяц жизни здесь я уже не возражаю ледяному душу криками и ругательствами. Через месяц жизни здесь я благодарю исключительно шухран’ом – никаких merci и thank you. На днях мы с И. гуляли и пришли к выводу, что совсем уже как свои здесь. «Ты представляешь, вчера, когда с парнями гуляли, первый раз такси сама ловила. Неудачно, правда, но зато сама». Я понимаю ее. Объяснить арабоговорящему мужчине, что тебе нужно в Мостакбаль – полбеды. Не оставить у него из-за своей европейской внешности все содержимое своего кошелька – вот это задачка не из простых. А когда с тобой, то есть с И. еще и два блондина-немца, это вообще приравнивается к прогулкам по воде.
- Для полной европеизации мне, кроме рыжей русской, не хватало только светлых немцев…
- Но-но, я вообще-то норвежец…Я в следующий раз буду называть тебя сербкой, или на кого вы там похожи
Норвежцы или немцы, но они уехали. Мы проводили их позавчера. А потом долго разговаривали о том, что тяжелее: уходить или оставаться. Сошлись во мнении. И грустно остались в Касабланке, обняв на прощание удивительно близких за каких-то несколько дней Э. и ЛП. Сейчас я понимаю, как сильно заблуждалась на их счет в Шефшауэне.

 Табачный дым, замудренная речь, разговоры об анорексии и миграции – и вот Э. не такой и простой. Перевод Рамштайна, планы на осеннюю Москву и рисунки на ноге – вот и ЛП не такой невоспитанный ребенок. Он и так-то не ребенок: даже продолжая быть в старшей школе, он остается старше меня, второкурсницы (как звучит-то, огого). А еще у него борода, так что я вообще ухожу в тенек. В который раз убеждаюсь, какие люди другие без своих публичных обложек. Стоит как-то остаться с человеком в диалоге вдвоем, как тут же открываются какие-то новые стороны, неожиданные истории всплывают одна за одной, и все реже думаешь о правильности перевода и говоришь, говоришь.
Я пришла домой тогда уже вечером. ЛП с порога спросил, пойду ли я на пляж. А я только немного оклемалась от отвратительного орвишного состояния. Да, пойду. Да, хочу. Плавать не буду, но к океану хочу страшно. Какими-то обходными путями, с пересадками с трамвая на автобус мы добрались до пляжа впятером. Уже совсем стемнело – никаких тебе закатов или намеков на голубое вечернее небо.

 Темнота, шум, гам, огни, огни, огни. Мы спускаемся по разбитым ступенькам. Я разуваюсь: уже остывший песок прокрадывается между пальцев ног, давая почувствовать каждую мозоль. Мы бредем к океану. Людей немного, они такими же небольшими группками рассредоточены на пляже. Волны шумят, откатываются далеко-далеко, словно разбегаются. Со всей силы несутся на берег, угрожая смыть все на своем пути. Но добегая до побережья, слабеют, тускнеют, и, стыдясь собственного запала, откатываются обратно в океан. Мы бросаем рюкзаки у самой кромки, на границе сухого и мокрого песка. ЛП, Э. и И. с воплями бегут в воду. Я завидую им, но не то чтобы очень. Символически подворачивая джинсы – все равно промокнут, я включаю самую подходящую музыку – Сплин –Танцуй – и буквально иду танцевать. Мне всегда хотелось послушать эту песню с такой сильной стихией. Она вытаскивает из меня все сочные эмоции прошлого лета, с которого минул уже год. Я тихо проговариваю текст, пока волна бежит на этот берег. Вот только ковш на небе не перевернут – огромная луна поглядывает из-за облаков за тем, что творится на побережье. Не находит ничего необычного и отдает свою светильную миссию гирляндам и фонaрям, уходя в туман. А ничего необычного действительно не происходит: двое парней и девушка кутаются в полотенца, споря о том, кто все-таки добежал первый, две девушки идут куда-то и говорят о расставаниях с важными людьми. Одна из них приходит к выводу, что иногда расставание – большая подарочная коробка свежего воздуха, от которой нельзя отказываться, не давая себе дышать полной грудью. Другая размышляет, а правильно ли она делает, не используя шансы. А будут ли еще? Они обе приходят к выводу, что не знают. И обе соглашаются, что в этом-то и вся прелесть: никогда не знаешь, что будет завтра. Пятеро бредут по асфальту, отряхивают ноги от песка, лавируют среди ночной набережной дикого марокканского города. Случайно-удачно ловят «такси»:  этакий грузовичок, в котором место для двоих из пяти предусмотрено в багажнике. Пятеро застревают в пробке и радуются, что эта тарахтелка даже при очень хороших условиях не доэволюционирует до счетчика, а то намотало бы им за эту паузу в пробке. Пятеро соглашаются поужинать арбузом и замолкают. Устали и по-своему довольны, каждый из них. «Ночью все какое-то особенное». Правда, Л. Особенно ночное.
Невероятно хорошо возвращаться в Касабланку – невероятно хорошо возвращаться домой.
Я переслушиваю музыку, которую мы слушали по дороги в Азилаль, теперь она звучит немного по-другому. Теперь она закрепилась за другими людьми и перемоталась на новые воспоминания. Марракеш не впечатлил меня собой. Но Марракеш был очень вкусным из-за впечатлений, которые дали мне люди, от которых я меньше всего этого ожидала.

Осталось десять дней нашей тактильной любви с Касабланкой, дальше – расстояние. За эти десять дней я ставлю себе миссию стать странником, каких еще не видела эта страна. Странником, который открывает новое в уже привычных улицах. Странник, который странствует в одиночку.
Странствуйте. По миру или по собственному двору, главное – никогда не останавливаться, делая свой мир больше посредством самых крошечных открытий.

Не ходите, дети, в Африку гулять V

Тут просто невыносимо. Душное кафе, шум в котором заглушает мысли. Компания людей, не вызывающая у меня ни особого доверия, ни желания проводить время вместе. Тяжесть в животе. Мало воздуха. Капельки пота появляются на висках и неприятно щекочут кожу, сползая по щекам. Неприятно начала. По-другому попробуем.
Первая ночь августа. Я сижу на открытой веранде в кафе Алладина в старой Медине. Засыпаю, откровенно дремлю по несколько минут. Чувствую себя нормально, но вот только неприятное бульканье в животе. Как будто у него нет сил как-то реагировать на то, что попадает в него. Играет какая-то восточная музыка вперемешку с попсой. В воздухе - запах травки. И снова не с того момента начала.

Пятница, 29 июля. Серпантин, внушительные горы, Old yellow bricks в наушниках. Девочки спят, а я не могу. В порывах какой-то необъяснимой радости я смотрю в окно и предвкушаю свое прибытие в Шефшауэн. Его называют голубой жемчужиной, синим городом на севере Марокко. Это место, ради которого я ехала в эту страну, ради этого цвета. Небо. Глаза. Океан. Маленький город в горах. Не существует плохих вещей синего цвета.
Мы петляли по извилистой дороге, поднимаясь и спускаясь вниз, я следила за дорогой и обещала себе. Я решила для себя, что эта поездка обязательно удастся. Что ничего не сможет ее испортить, а если что-то пойдет не так, то я буду просто наслаждаться цветовой гаммой. Так или иначе, я пообещала себе выжать из этого города максимум удовольствия, даже если все будет не так, как задумано. Как, впрочем, оно и получилось.
Для начала история о каучсерфинге. Тема с каучсерфом довольно популярна среди тех, кто хочет и мир посмотреть, и не умереть с голоду. К слову, надо завести там аккаунт. Если вкратце, то ты находишь на сайте людей с города, в который ты собираешься ехать, пишешь им, и, при хорошем раскладе, останавливаешься у них на какое-то время бесплатно. Это чем-то напоминает мне схему 'Заплати вперед". Сегодня ты кого-то приютил, завтра - кто-то тебя. Знакомишься с людьми со всего света, практикуешь языки, да и просто не скучаешь. Но, при таком раскладе, нужно быть готовым ко всему, потому что бесплатный сыр - не то, чему стоит стопроцентно доверять.
Из всего богатства выбора мы, по отзывам, выбрали О. - молодого парня из Египта. Он же должен был встретить нас на станции или почти. В общем, мы преодолели расстояние ножками, идти было немного, но в гору. После недолгого ожидания к нам подбежал худой темный (темнокожий вообще-то, но он был больше темным) парень в очках и с хвостиком из кудрявых волос. Он попытался приветственно обнять и символично поцеловать, что у него не вышло, потому что я отстранилась от него со скоростью рыси. Обычно я спокойно отношусь к этому традиционному приветствию марокканцев, но этот парень мне с самого начала не понравился. Знаете, то чувство, когда ты как бы можешь и пообщаться, и порасспрашивать человека, но вот говорить с ним - хоть убей - не хочется. Вот это тот самый случай. Мы подошли к симпатичному четырехэтажному дому, проход к подъездам был обвит виноградной лозой, а дверь ограждала извилистая калитка. Мы поднялись на четвертый в просторную квартиру, в которой мы обнаружили полуголого португальца и кота, просто голого, как и полагается котам. Наш проводник не преминул присоединиться к этой обнаженной братии, отпуская невнятные и очень неловкие шутки. Как-то из его речи я вырвала фразу про то, что когда придет хозяйка... Так, секундочку, если ты не хозяин, то как это вообще вышло, что ты нас пригласил пожить. Оглядывая большую квартиру, я пришла к закономерному вопросу - а сколько тут тогда обитателей, если ты нехозяйка. Выяснила - он, португалец Э., хозяйка М., баба какая-то с парнем, немка с малышом двух лет, еще три каких-то полуместных парня. И нас четверо. Я в голос выругалась на русском. Теперь я понимаю, что тогда еще было не ******, но будем соблюдать хронологию.

Не разглядывая апартаменты, мы побросали рюкзаки на пол, переоделись и ушли в город. Нужно сказать, что эта поездка получилась полусамостоятельная. Потому что в Шефшауэн на эти выходные отправились почти все наши стажеры, кроме китайцев, которые уехали в Сахару, но все поехали своими способами и своими методами. Почему-то через меня мы осуществляли связь с ними, хотя, это было довольно странно, так как девочки как бы инициировали встречи, но или сразу сливались, или что-то еще. Итак, это был первый вечер, когда мы собирались встретиться все вместе, но ребята утопали в горы, чтобы смотреть на ночной город, на что у нас желания не нашлось. Мы бродили (#неожиданно) в старой медине, поднимаясь и спускаясь, разглядывая похожие сувенирчики, пытаясь выцепить что-то уникальное, что нам даже удавалось с завидной периодичностью. Было девять вечера, старый город был на пике своей активности, темнота, бесчисленные фонари, атмосфера как в какой-нибудь сказке про Алладина.

 Мы вышли на площадь, посреди которой стояла внушительных размеров полулысая ель (или не ель, но хвойная, лысая и вроде зеленая). Она была неаккуратно и скудно обмотана гирляндами, за что мы окрестили ее Christmas tree. Она стала нашей точкой отсчета, потому что от этой площади можно было выйти к любой двери медины и наоборот, соответственно. Рядом с елкой кипела жизнь, но моих спутниц заинтересовала только отдельная ее часть, а именно женщина, которая рисовала хной. Не люблю это слово в английском - henna - никогда не могу понять, о чем идет речь, пока меня не тыкнут лицом в чью-нибудь узорчатую руку. Ну, в общем И. и Х. решили, что сейчас самое время, а по сему мне пришлось приземлиться неподалеку со скетчбуком. Пока я делала беглый эскиз веранды кафе, попавшегося мне на глаза, я привлекла внимание двух мальчишек лет десяти - местных обитателей. Всеми правдами и неправдами мы выяснили имена друг друга, выяснили то, что я из Руссии, а они и Марокко (интересно, почему на русском через 'а', если Morocco. Хотя, на французском вообще Maroc, путано это как-то). Мальчики были очень милыми, и я дала посмотреть им свой альбом, а они спрашивали, какие это города. Мальчики были очень милыми, и я заскетчила их, а потом отдала рисунок на память. Когда я закончила возиться с рисованием, я вернулась к девочкам, которые на тот момент уже познакомились с двумя европейцами, в их компании мы и провели вечер. Один, Э., был очень колоритным: белые кучерявые волосы, огромные светлые глаза, на голове - красная шапочка, национальная марокканская, в тему его одежды - джелобы, помните, мужское платье. Ему 19 и он только закончил школу (ох уж эта сомнительная немецкая система образования). А еще он норвежец с очень хорошим, я бы даже сказала вышколенным британским английским - это произвело сильное впечатление на девочек. А что до меня, так я люблю американский английский и темные волосы, так что это было крайне неплодородный вечер для меня, потому что второй, который был прям немцем-немцем, еще ученик школы, хотя он старше меня. Да и выглядит он – огого – на все 21. Светлые прямые волосы, густая борода, желтоватые глаза. Его возраст выдает только уровень его шуточек и какая-то детская невоспитанность, но И. он очаровал. А Н. очаровала Э., так что теперь наши разговоры с завидной периодичностью сводятся к обсуждению немцев и разных других европейских парней. Но не об этом.

Место, где мы сидели, было на крыше, куда вела убийственно узкая винтовая лестница синего цвета. Мы поднимались и поднимались, минуя людей на разных этажах. Становилось темнее. Единственным источником света на крыше была одинокая свеча за одним единственным столиком. Там-то мы и приземлились. В полумраке мы говорили о самых разных вещах, начиная от акцентов и религии и заканчивая глупыми пошлыми шутками Л, который между нами получил нецензурное рифмованное продолжение, поэтому теперь он ЛП. Зависать с немцами было неплохо, пока за пережевыванием овощей из омлета я не поймала себя на мысли, что выпадаю из разговора. Знаете, то чувство, когда ты не участвуешь в диалоге, а только становишься его свидетелем, изредка киваешь головой и смеешься, когда нужно смеяться. Так вот, я выпала из этого развеселого диалога, и почувствовала себя как-то неудобно. Как будто подслушиваю, а оглядев столик, я поняла, что Х., кажется, тоже чувствует себя неловко. Меня буквально спас звонок от К., которая в эти выходные была с другими стажерами. К. предложила встретиться, как мы и просили. Но, так как дамы хотели провести время с немцами, мы с Х. побежали к новогодней елке по узким ступенькам.

Прохладный ночной воздух окутал нас, как только мы покинули кафе. Наверху было теплее: то ли от свечки, то ли от тесной компании. На часах – полночь. Мы на площади старой медины в Шефшауэне, где по периметру расположены разнообразные кафе и рестораны. Почти все столики заняты. В Москве я бы подумала: Пятница. Но здесь это – стиль жизни. Проводить размеренные вечера в медине в компании семьи и друзей, за большим количеством и еды и небольшим количеством алкоголя. Кругом – жизнь. Ночная и суетливая. Официанты крутятся, приветствуя тебя на всех языках, пытаясь всучить меню. Торговцы привлекают твое европейское внимание Бонжурами и Мадамами. Мы пробираемся к елке и садимся на бордюр на то место, где несколько часов назад девочкам разукрашивали руки. Мимо нас пробегают дети, напротив, на другом бордюре – парни с гитарой и бонго. К их кружку постепенно примыкают люди, в то время как к нам примыкает К. Музыканты начинают петь что-то задорно-непонятное, кто-то приплясывает рядом, кто-то стреляет глазами в каждую проходящую девушку. Позже к нам присоединяются другие стажеры. Вру. Они присоединяются к музыкантам. Парни, пытаясь почувствовать и показать себя уже полностью «местными», уверенно садятся в круг, покачивают в такт головой и панибратски хлопают музыканта по плечу. Девушки стоят рядом, присаживаются на выступы из камня, кладут ногу на ногу, поправляют волосы, в общем, ведут себя как девушки в мужской компании. Б. пытается быть самой местной и самой раскованной, буквально плюхаясь на колени парню, который поет. Кажется, Б. снова выпила. Я, К. и Х. все также сидим напротив. Покинув кафе, я почувствовала себя лучше, да и им, по-моему, стало комфортнее там, пара на пару. Мы говорим  о всяких мелочах, киваем и улыбаемся братьям-стажерам, как-то незаметно перебираясь ближе к источнику звука. Ночь. Прохладный ветер вперемешку с теплой землей. Коктейль «Беспечность» из ударов по барабанам, разноголосого пения и приглушенных огней, которые светят самым ярким пламенем из темноты. Я чувствовала себя настолько полноценно, настолько азартно и трепетно (не уверена, что так можно, но я определенно чувствовала себя так). Как будто вдыхаешь до безумия вкусный свежий воздух в пустые легкие, наполняя себя безграничным запасом энергии и живительных сил. Но я откладываю их на потом. На холодные будни в огромном пасмурном городе, где мне действительно понадобится этот африканский эликсир жизни. Простой до чертиков. Воздух и всего-то.

Нам понадобилось еще пара часов, чтобы увести девочек у немцев, и в три, наконец-то, мы достигли нашего многолюдного пристанища, где жизнь била ключом. Мне не терпелось завалить этот радостный ключ огромным булыжником, потому что мой подъем был назначен на шесть часов (чего не сделаешь ради искусства фотографии). Но ключ не то что не хотел заваливаться булыжником, он откровенно послал меня, продолжив вечеринку на всю квартиру. Ну что же. Продолжайте орать, подумала я, вы ведь находитесь в шаге друг от друга, почему бы не выкрикивать нечленораздельные фразы еще громче. Да, вот так, спасибо, да, я не хочу слышать музыку в своих наушниках на полной громкости, когда есть ваши вопли. Почище любой колыбельной. Я приглушила свет в своем углу, уснуть я не могла, но мышцы ответственные за моргания послали меня на хрен. Последняя картинка, которую запечатлел мой взгляд – полуголый португалец у моей подушки раскуривает косяк. Дым, нет, что вы, я совсем не возражаю.
Я задремала в половине пятого.
В пять еще было очень шумно, но музыку сделали немного тише.
В шесть, когда меня разбудил будильник, я боролась с желанием разбить все тарелки на кухне или запустить кота в спальный мешок португальца. Наших вежливых хозяев наконец-то сморил сон, к шести-то утра. Но я как вежливый гость – зря я так, надо было все-таки что-нибудь им разгромить – я собиралась тихо и быстро. Проигнорировав съеденный кем-то неизвестным мой йогурт, я подошла к двери, на которой обнаружилась целая охранная система, которую я взломала и открыла дверь. Захлапывая дверь, я мимоходом заметила, что снаружи в квартиру мне попасть нереально, так как закрывается она намертво. Но я-то планировала вернуться часа через три-четыре, так что без малейших колебаний я ускакала по ступенькам. Казалось бы, какие еще проблемы могут возникнуть? Четырьмя этажами ниже я поняла, какие. Дверь подъезда. Она была закрыта. Ни кнопочек, ни рычагов, ни чего. Для шпильки замок оказался слишком узким, а все круглые кнопки на стенах могли только включить мне свет. Обнаружив на стене коробку с какими-то переключателями, я радостно отрубила электричество в подъезде. Вернуть его обратно у меня не вышло – прости, пап, в который раз уже думаю, что когда ты что-то делал дома с электричеством, мне нужно было делать подробные конспекты. Делать нечего, я поднялась на четвертый этаж. А там еще ступеньки такие подлые, как и во всех домах в Марокко, но в то утро они были особенно высокими и узкими. Я понадеялась, что Н. откроет мне дверь, если я позвоню ей. Она из тех людей кто просыпается рано, но только не в то утро. Стоя за закрытой дверью, я слышала, как звонит телефон Н. на тумбочке возле дивана. Увы, Н. этого не слышала. Теперь я понимаю, что мне нужно было приложиться попой к звонку. А руками барабанить в дверь. И кричать что-нибудь на русском, громко-громко. Но нет же, я пошла тихонечко стучаться в квартиры ниже в надежде, что кто-нибудь бодрствует и выпустит меня из между прочим душного подъезда. Я проверила окна – они оказались запечатанными чем-то темным снаружи. Вселенная была против меня, но тут вдруг сжалилась, позволив мне поднять голову и увидеть сквозь лестничный пролет открытую дверь. Пятый этаж? Лучше – крыша.

Открытая крыша. Итак, начало восьмого, 30 июля, я на крыше симпатичного дома в симпатичном марокканском городке. После беглого осмотра крыши я не нашла ничего примечательного кроме какой-то травы в пакетике, пустую бутылку и, пардон, чью-то какашку. Но и это слабо тянуло на примечательное, поэтому я ушла в другую часть крыши подальше от своих находок. Записав аудио для мамы максимально радостным голосом, я уселась на какой-то сомнительный выступ. Я достала скетчбук и включила музыку. American Authors разорвали умиротворенную утреннюю тишину. Я не чувствовала себя сонной. Я чувствовала себя преступно хорошо.  Забегая вперед, скажу, что это был день, который можно было бы назвать крышевым или крышным, но такого прилагательного пока не изобрели.
В девять часов мне перезвонила Н., и уже через пять минут я была дома, а девочки смеялись над мои феноменальным везением. Наши хозяева уже бодрствовали: О. чем-то дымил, Э. лежал на полу с каким-то лицом аутиста и залипал в точку. Трое парней неизвестного происхождения играли с котиком, женщина-немка работала на компе, а ее малыш бегал по квартире. Он был самым милым существом в этом хаосе, за что получил от меня печенюшку. На мой вопросительный взгляд его мама сказала мне (правда) «Делай с ним, что хочешь». Были мысли о киднеппинге, но это какое-то временное помутнение рассудка, поэтому я ограничилась печеньем. Ребята пригласили нас с ними в Акшор, куда мы и так собирались ехать, но каучсерф предполагает общение гостей и хостов, поэтому мы согласились на совместную поездку. Не то чтобы я была в восторге от этой идеи, но не то чтобы меня спрашивали. Прежде чем попасть на остановку больших/дешевых такси мы зашли в пекарню, где все затарились плюхами, предварительно поглотив половину купленного на ступеньках той же пекарни. Я ограничилась той штукой из манки и чего-то еще с сыром, которую я попробовала в Фесе – после того раза, я стала примечать их на каждом углу. После довольно плотного завтрака мы упаковались в такси, а я разделила с Х. переднее сидение. Ехали мы недолго, но дорогой я откровенно наслаждалась, закрыв свои уши от разговоров с заднего сидения наушниками с Avici. Есть такие треки, которые заставляют мне покрываться мурашками на определенных строчках в определенных ситуациях. Hey Brother –песня для быстрых поездок на машине на переднем сидении, когда перед тобой действительно endless road to rediscover.

Акшор. Его сложно даже назвать городом. Это великолепные горы, на которых островками располагаются какие-то ветхие домишки, выгоревшие на солнце шатры придорожных кафе. Это пыль и бездорожье. Был полдень, когда мы вышли из пекла в такси на пекло двенадцатичасового солнца. Откуда-то нарисовались еще две бабы, которые решили испить чайку марокканского. Под сорокоградусным пеклом. Традиционный чай. Чтобы вы представили, это малюсенький, но почему-то бездонный стальной чайничек, крохотная стеклянная кружечка, кипяток, заварка, мята и ‘мое любимое’ – количество сахара для пяти таких чайников в этой стальной крохе. Ну и 40 градусов по Цельсию никто не отключил. В общем, пока леди наслаждались чаепитием, мы были вынуждены ожидать их на пыльной стоянке. Я без остановки наносила на себя крем от загара, который тут же выплывал обратно вместе с потом. Удовольствие такое себе, но меня утешала перспектива холодной горной реки и водопада, которые были нашей конечной целью. О том, сколько займет пешая прогулка, О. так и не дал мне вразумительного ответа, поэтому мы плелись под палящим солнце по холмам тропинки и просто верили в лучшее. Минут через сорок мы добрались до водопада. Я так и не поняла, тот ли это водопад, потому что мы просто прошли мимо, с завистью наблюдая за худыми парнями, сигающими с камней на 10 метров вниз вместе с мощным потоком воды. Мы следовали руслу реки. Мы поднимались и спускались, карабкались и прыгали. Но еще через 40 минут, когда Х. была уже не в состоянии самостоятельно передвигаться, а Н. стерла все ноги, я категорично заявила нашим хостам, что мы встретимся вечером. Ибо а) я не хотела идти дальше; б) я не хотела идти с ними. За 25 дирхамов мы урвали большой ковер у самой воды в абсолютной тени и развалились там как моржи. Плохое сравнение. Но мы были истинными моржами, ну, бегимотиками в крайнем случае. И. тут же полезла в воду, но на то, чтобы наконец-то окунуться у нее ушло минут двадцать в лучшем случае. Мы мочили ноги. Вода обжигала пальцы ледяной прохладой, предупреждая о том, что купание – удовольствие не для всех.

 Но я решила, что не валяться же мне тут на камушках, поэтому после жалких попыток спускаться в воду, я плюнула на все и просто нырнула. Дыхание перехватило в беззвучном крике. Начиная от московского ливня в день отъезда и по сей день его слишком часто перехватывает, то от эмоций, то от ледяного ливня/душа/океана. Сегодня это была река. Пока Х. и Н., пища и сопротивляясь, пытались попасть в воду, я уплыла к маленькому водопадику и пригрелась на солнышке на горячих камнях. Вскоре ко мне всеми правдами и неправдами приплыли девочки, и мы сидели, в кои-то веки не обсуждая ничего, грелись на солнышке и переводили дыхание после купания. Хорошо было, спокойно. Весь день мы провели на нашем коврике. Разделив нашу единственную булочку на четверых, мы завалились спать, потому что ночка у всех выдалась такая себе. Место было очень живописным, поэтому я сделала пару эскизов после сна и повторного купания. Деревянный мостик, ведущий к столикам с неоправданно дорогим тажином, местные в купальных хиджабах в компании детишек, насыщенная зелень, розовые цветы, которые, по-моему, не могут расти в другом месте, как возле горной реки в Африке. Кактусы, напомнившие мне и Л. большие пятки. А главное – прохлада и шум воды.

Обратный путь был легче, так как мы были одни, а солнце спряталось на гору и убивало своими лучами других несчастных. Мы размеренно топали в сторону стоянки, тормозили для фотографий и сувениров. Я наконец-то обзавелась кулоном, который хотела заполучить очень и очень давно, а еще нашла кое-что подходящее для СНГ, так что ждите меня, дамы. Я практически никогда не покупаю ничего в Медине или у таких торговцев. Но рыться в их добре – буквально дело всей моей жизни. Вытаскивать из кучи всего какие-то круглые, овальные, ромбовидные бусины, браслеты из бисера, проводить пальцами по выступам глиняной посуды или мерить их дурацкие шляпы, говоря, какие они все-таки дурацкие.

Как будто недосомбреро или костюм Страшилы из Волшебника Изумрудного города. Но мерить я их, наверное, не прекращу до самого возвращения. Последними впечатлениями об Акшоре были недовольство наших хостов и хорошее такси. Первое меня мало заботило, а второе – очень порадовало, поэтому с легкой головой и хорошим настроением мы покинули скромное поселение в горах.

По возвращению в Шефшауэн девочки опять связались с нашими стажерами, которые в этот вечер собирались в бар. Я была готова идти куда угодно, лишь бы не оставаться в квартире. После утра на крыше и дня в тени у реки я чувствовала себя воодушевленной и готовой к любым подвигам за пределами этого дома. Ноги вывели нас к центру, где мы нашли наших коллег обедающими при свечах в цветастом вертепе огней медины. Все под тем же рождественским деревом. Румын-А. повел нас в куда-то, мы послушно шли за ним, как утята за мамой-уткой. Бородатой мамой уткой. Странное сравнение, когда речь идет о походе в бар. И я бы поменяла это странное предложение, если бы мы все-таки попали туда. Единственный открытый бар после 10 часов был полон и предлагал только пиво. Ну не, подумала я. Ну не, подумали девочки. Ну, шесть бутылок, пожалуйста, сказали наши коллеги. На вопрос об отсутствии столиков мне рассказали о замечательной крыше в их отеле, где они собирались распить этот неоправданно дорогой напиток. Но я перестала слушать после слова 'крыша'. Мои соседки решили, что 11 вечера - идеальное время для огромного сэндвича. Но, по-моему, это идеальное время для посиделок на крыше, поэтому я решилась на маленькое предательство, пообещав, что доберусь до дома в час. Девочки остались в компании неправдоподобно здоровых бутеров, а я, А., К., Б., румынские девочки и айсекерша М. отравились вверх по темной улице в их отель. Мы поднимались и поднимались, пока слева от нас не возникли крутые ступеньки, ведущие в узкий переулок между выбеленными домами.

 Внизу шумели люди, оркестр играл что-то традиционное. Маленькие кудрявые девочки в белых платьях со свечками. Начало свадебной церемонии. Недолго думая, я попрыгала по ступенькам вниз, и села на выступе, чтобы посмотреть поближе. Дети носились и шумели, танцевали. Увидев нас, сидящих на выступе, они начали смеяться, показывать на нас пальцем, танцевать. Поймав их взгляд, я начала сидя пританцовывать, что жутко развеселило маленьких участников церемонии. Через пару минут нарядные парни вынесли носилки с большой белой коробкой/ящиком в цветах и лентах. Девочки-ангелочки выстроились в коридор. Если я ничего не путаю, за ширмой должна сидеть невеста. А может быть, там торт. Других причин, почему вся процессия последовала за носилками вниз по улице, я не вижу. Темнота. Огни. Удары барабанов и звуки флейты. Праздник. Бессмысленный, как по мне, но все-таки традиционный и красивый. Мы обсуждали свадьбы в разных странах всю дорогу до отеля, и единогласно сошлись на том, что свадьба - это хорошо, если это не твоя свадьба и не свадьба твоих детей.
Место, где остановились наши стажеры, оказалось очень колоритным и очень пустынным. Может быть, все уже спали, может быть, оно просто пустует, но на мой приход никто никак не отреагировал. То есть, эй, я просто вошла на территорию отеля посреди ночи, что не так с вами? Пока все что-то суетились и чего-то ждали, я и К. поднялись на крышу, откуда открывался действительно красивый вид на ночной город. Ребята ждали, пока крыша опустеет, чтобы распивать пивасик в своей компании. Где-то в темном углу копошились китайцы. Через какое-то время мы сидели в полумраке в кругу. Б. неуместно шутила (как же ее выносит с мизерного количества алкоголя…) и пафосно курила, чувствуя себя, по-видимому, до безумия крутой львицей. К. пыталась побороть семечки. Первый раз в своей жизни встретила человека, который не умеет их чистить и откровенно не понимает, как это делать. Поэтому мы сидели рядом: я чистила ей семечки, а он грызла их. Румынские девочки ждали, когда будет весело, Парни-айсекеры болтали с китайцами – кажется. Им очень льстит, что половина китайских девочек в восторге от них. М. вела себя как-то уж очень глупо. Несла какую-то ерунду и все больше напоминала мне пятнадцатилетнюю. Это, пожалуй, первая настолько ветреная девушка в хиджабе, которую я встретила, остальные мои знакомые производят более рассудительное впечатление. М. хихикала и вешалась на А. Мы с К. переглянулись и вынесли вердикт – Лунушка. А. ненавязчиво отбивался от внезапной М. и пытался начать что-то веселое, вроде каких-нибудь Правды или Действия или Я никогда не. Но китайцы крушили все веселье. Они сидели рядышком всей своей диаспорой, и, когда очередь доходила до них, они говорили какие-то уж преступно наивные вещи, над которыми сами же хихикали и шушукались об этом еще полчаса. Как будто то, что у кого-то из них никогда не было парня, является большой неожиданностью. Не то чтобы они некрасивые или глупые, нет, попадаются очень даже милые, порой даже с бритыми конечностями, но вот только…они такие дети. Не знаю в силу чего, но ведут они себя далеко не как двадцатилетние парни и девушки. Может быть это потому, что они единственные дети в своих семьях, может быть в силу того, что их образ жизни дома ничем не отличается от их образа жизни в пять лет. Они такие ужасно несамостоятельные, ужасно наивные и порой какие-то беспомощные, что аж страшно становится, как их отпустили так далеко. А потом я вспоминаю, что они старше меня на два-три года, многие уже заканчивают университет. А восприятие мира у них все еще через розовые китайские очки.
После нескольких прерванных игр мы просто лениво разговаривали, спрашивали друг друга о разных разностях, порой, очень каверзных, поэтому центр общения переместился на нашу половину стола. Наверное, поэтому китайцы снова сбежали в свой темный уголок, где, кажется, прекрасно проводили время. В общем, все нашли себе комфортное место. Была практически идеальная тишина. Из глубины города под нами доносились звуки барабанов – свадьба была в самом разгаре. Я поглядывала на экран телефона – время близилось к часу, и от одной перспективы возвращаться в наш притон мне становилось очень нерадостно. Мне звонили девочки. Просили не идти одной. Просили взять такси. А маленькая Таня внутри меня просила не уходить с крыши, сидеть здесь и сонно говорить обо всем. И я второй раз за вечер послушалась ее, сказав, что не приду сегодня. День был слишком прекрасным, чтобы просто заканчивать его. И я все сделала правильно. Сон уводил людей с крыши и вскоре на ней (не считая Китая) остались я, А., М. и румынка А, причем я и М. находились здесь нелегально, но это, кажется, мало кого беспокоило. Было сонно и спокойно. Мы говорили о снах и жизни в других галактиках, отчаянно пытаясь объяснить М. значение слова extraterrestrial. Ближе к середине ночи на наших глазах разыгралась  настоящая румынско-китайская драма – китайская девочка отозвала А., чтобы выяснить отношения, что закончилось хлопком двери и слезами китайской девочки. Румын вернулся к нам, виновато пожал плечами и сказал лишь So childish. Не то чтобы он был прав в той ситуации, но европейские парни симпатизируют мне куда больше, чем китайские девочки. Тема про отношения всплыла сама собой, а какой уж там сон, при таки-то дикуссиях.
В пять утра мы решили, что раз уж мы провалялись на крыше всю ночь, то стоит теперь и рассвет встретить. Мы разбудили З.-айсекера и румынку-Т. и пошли вниз по темным улицам. Незаметно короткая дорога привела нас к медине, так неожиданно, что я даже не заметила как широкие улицы переплыли в худые лабиринты ночной медины. Было очень тихо, только наши шаги, голоса и прыжки по ступенькам. Это была какая-то атмосфера тайн и загадок в силу приглушенного света, десятков голу4бых фонарей и спящих по углам кошек. Я чувствовала себя Элли, которой не спится в стране Жевунов после того, как ее занес туда ураган. Наконец мы вышли на дорогу вымощенную не желтым кирпичом, конечно, но это была та самая дорога. Мы с З. шли впереди, медина закончилась. Начались горы. Нашей целью была старая мечеть на  выступе, с которой открывался вид на голубой город.

Две палатки. Из одной высунулась чья-то сонная голова в дредах, оглянулась и нырнула обратно. Мы сели на краю площадки. Перед нами - сонный Шефшауэн. Темно-синие домики, голубые бусины-огни, черная паутина тропинок. Все это длилось не больше дводцати минут. Утро стремительно наступало, проливая бледный свет на вещи. Сонные глаза. Руки обнимают колени. Пальцы застегивают пуговицы на воротнике рубашки, пытаясь сохранить тепло. Губы шевелятся, беззвучно произносят неизвестную мелодию. Сейчас все где-то глубоко в собственных мыслях. Думают о своем. О своих. Никто не нарушает нашу молчаливую солидарность. Город просыпается, медленно и нехотя. Все мои мысли, опасения, чувство сливаются в один коктейль, в одну необъяснимую эмоцию. Ловите момент, наслаждайтесь мгновением. Кажется, именно это и есть то самое чувство. Когда ты ловишь этот баланс с самим собой, никак по-другому это и не опишешь.
Мы сидели высоко над городом. Мы гармонировали с наступающим утром и самими собой.

Мы обошли мечеть, чтобы увидеть восход. Ровная площадка покрытая гравием, пожалуй, еще никогда не выглядела так сооблазнительно. Я плюхнулась на нее, остальные сначала посмеялись, потом присоеденились. В ожидании солнца мы задремали на минуту или на десять. Доброе утро, когда лежишь где-то себе в горах, с едва знакомфми людьми, с которыми тебя связывает  какая-то магия бессонной ночи. Знаете, те разговоры, когда можешь рассказать о чем угодно, ведь вероятность повторной  встречи приблизительно равна нулю. Эти люди останутся воспоминанием через каких-то три недели. Очень теплым. Очень крышевым, хотя такое слово еще не придумали.

На этом я закончу рассказ о голубом городе, который дал мне эмоций на месяцы вперед. Скажу лишь только то, что воскресенье было гаденьким. Я чувствовала себя очень плохо, было жарко, пасмурно и даже капал дождь. Первые абзацы поста были написаны в воскресение, ну в общем тяжелый был день. Мы покинули голубой город в понедельник утром. Рассвет на горн мы так и не встретили. Я завтракала в кафе через пару часов. Солнце выглянуло, бросило мне приветственные лучики и снова спряталось за гору. В животе что-то заскреблось. День должен был не задаться. И он не задался.

Мы сбежали в Танжер, на самый север, к самому Гибралтару. Это был день рождения Н. Мы отправили нашу чихающую Х. домой первым поездом, а сами отправились на пляж. Там, сидя на довольно грязном побережье, мы пели днерождественскую песенку на русском и хорватском и ели арбуз пластиковыми ложками, которых у меня оказалось ровно три штуки. Люблю такие случайные совпадения. Как будто заранее так было задумано.
А еще больше я люблю, когда у меня есть вдохновение.
Но Танжер не вдохновил меня так сильно, как Шефшауэн, хотя девочки бы поспорили бы со мной.
Там было много всего: чопорные французские парни, красивые, но холодные; почти удавшаяся попытка добраться до бейлиса; невероятная набережная, на которой Н. была нашим молчаливым охранником, от всяких яйцеголовых кудрявых некрасавчиков; тяжелая ночка на одном диванчике с Н., которая отбила мне все органы;

утро в красивом кафе с видом на океан и мое воссоединение с российским братом и коллегой А.; потрясающие камни и преступная близость к океану. И наше исчезновение, буквально побег из Танжера.
Танжер был хорош.
Но Шефшауэн был восхитителен.