Тут просто невыносимо. Душное кафе, шум в котором заглушает мысли. Компания людей, не вызывающая у меня ни особого доверия, ни желания проводить время вместе. Тяжесть в животе. Мало воздуха. Капельки пота появляются на висках и неприятно щекочут кожу, сползая по щекам. Неприятно начала. По-другому попробуем.
Первая ночь августа. Я сижу на открытой веранде в кафе Алладина в старой Медине. Засыпаю, откровенно дремлю по несколько минут. Чувствую себя нормально, но вот только неприятное бульканье в животе. Как будто у него нет сил как-то реагировать на то, что попадает в него. Играет какая-то восточная музыка вперемешку с попсой. В воздухе - запах травки. И снова не с того момента начала.
Пятница, 29 июля. Серпантин, внушительные горы, Old yellow bricks в наушниках. Девочки спят, а я не могу. В порывах какой-то необъяснимой радости я смотрю в окно и предвкушаю свое прибытие в Шефшауэн. Его называют голубой жемчужиной, синим городом на севере Марокко. Это место, ради которого я ехала в эту страну, ради этого цвета. Небо. Глаза. Океан. Маленький город в горах. Не существует плохих вещей синего цвета.
Мы петляли по извилистой дороге, поднимаясь и спускаясь вниз, я следила за дорогой и обещала себе. Я решила для себя, что эта поездка обязательно удастся. Что ничего не сможет ее испортить, а если что-то пойдет не так, то я буду просто наслаждаться цветовой гаммой. Так или иначе, я пообещала себе выжать из этого города максимум удовольствия, даже если все будет не так, как задумано. Как, впрочем, оно и получилось.
Для начала история о каучсерфинге. Тема с каучсерфом довольно популярна среди тех, кто хочет и мир посмотреть, и не умереть с голоду. К слову, надо завести там аккаунт. Если вкратце, то ты находишь на сайте людей с города, в который ты собираешься ехать, пишешь им, и, при хорошем раскладе, останавливаешься у них на какое-то время бесплатно. Это чем-то напоминает мне схему 'Заплати вперед". Сегодня ты кого-то приютил, завтра - кто-то тебя. Знакомишься с людьми со всего света, практикуешь языки, да и просто не скучаешь. Но, при таком раскладе, нужно быть готовым ко всему, потому что бесплатный сыр - не то, чему стоит стопроцентно доверять.
Из всего богатства выбора мы, по отзывам, выбрали О. - молодого парня из Египта. Он же должен был встретить нас на станции или почти. В общем, мы преодолели расстояние ножками, идти было немного, но в гору. После недолгого ожидания к нам подбежал худой темный (темнокожий вообще-то, но он был больше темным) парень в очках и с хвостиком из кудрявых волос. Он попытался приветственно обнять и символично поцеловать, что у него не вышло, потому что я отстранилась от него со скоростью рыси. Обычно я спокойно отношусь к этому традиционному приветствию марокканцев, но этот парень мне с самого начала не понравился. Знаете, то чувство, когда ты как бы можешь и пообщаться, и порасспрашивать человека, но вот говорить с ним - хоть убей - не хочется. Вот это тот самый случай. Мы подошли к симпатичному четырехэтажному дому, проход к подъездам был обвит виноградной лозой, а дверь ограждала извилистая калитка. Мы поднялись на четвертый в просторную квартиру, в которой мы обнаружили полуголого португальца и кота, просто голого, как и полагается котам. Наш проводник не преминул присоединиться к этой обнаженной братии, отпуская невнятные и очень неловкие шутки. Как-то из его речи я вырвала фразу про то, что когда придет хозяйка... Так, секундочку, если ты не хозяин, то как это вообще вышло, что ты нас пригласил пожить. Оглядывая большую квартиру, я пришла к закономерному вопросу - а сколько тут тогда обитателей, если ты нехозяйка. Выяснила - он, португалец Э., хозяйка М., баба какая-то с парнем, немка с малышом двух лет, еще три каких-то полуместных парня. И нас четверо. Я в голос выругалась на русском. Теперь я понимаю, что тогда еще было не ******, но будем соблюдать хронологию.
Не разглядывая апартаменты, мы побросали рюкзаки на пол, переоделись и ушли в город. Нужно сказать, что эта поездка получилась полусамостоятельная. Потому что в Шефшауэн на эти выходные отправились почти все наши стажеры, кроме китайцев, которые уехали в Сахару, но все поехали своими способами и своими методами. Почему-то через меня мы осуществляли связь с ними, хотя, это было довольно странно, так как девочки как бы инициировали встречи, но или сразу сливались, или что-то еще. Итак, это был первый вечер, когда мы собирались встретиться все вместе, но ребята утопали в горы, чтобы смотреть на ночной город, на что у нас желания не нашлось. Мы бродили (#неожиданно) в старой медине, поднимаясь и спускаясь, разглядывая похожие сувенирчики, пытаясь выцепить что-то уникальное, что нам даже удавалось с завидной периодичностью. Было девять вечера, старый город был на пике своей активности, темнота, бесчисленные фонари, атмосфера как в какой-нибудь сказке про Алладина.
Мы вышли на площадь, посреди которой стояла внушительных размеров полулысая ель (или не ель, но хвойная, лысая и вроде зеленая). Она была неаккуратно и скудно обмотана гирляндами, за что мы окрестили ее Christmas tree. Она стала нашей точкой отсчета, потому что от этой площади можно было выйти к любой двери медины и наоборот, соответственно. Рядом с елкой кипела жизнь, но моих спутниц заинтересовала только отдельная ее часть, а именно женщина, которая рисовала хной. Не люблю это слово в английском - henna - никогда не могу понять, о чем идет речь, пока меня не тыкнут лицом в чью-нибудь узорчатую руку. Ну, в общем И. и Х. решили, что сейчас самое время, а по сему мне пришлось приземлиться неподалеку со скетчбуком. Пока я делала беглый эскиз веранды кафе, попавшегося мне на глаза, я привлекла внимание двух мальчишек лет десяти - местных обитателей. Всеми правдами и неправдами мы выяснили имена друг друга, выяснили то, что я из Руссии, а они и Марокко (интересно, почему на русском через 'а', если Morocco. Хотя, на французском вообще Maroc, путано это как-то). Мальчики были очень милыми, и я дала посмотреть им свой альбом, а они спрашивали, какие это города. Мальчики были очень милыми, и я заскетчила их, а потом отдала рисунок на память. Когда я закончила возиться с рисованием, я вернулась к девочкам, которые на тот момент уже познакомились с двумя европейцами, в их компании мы и провели вечер. Один, Э., был очень колоритным: белые кучерявые волосы, огромные светлые глаза, на голове - красная шапочка, национальная марокканская, в тему его одежды - джелобы, помните, мужское платье. Ему 19 и он только закончил школу (ох уж эта сомнительная немецкая система образования). А еще он норвежец с очень хорошим, я бы даже сказала вышколенным британским английским - это произвело сильное впечатление на девочек. А что до меня, так я люблю американский английский и темные волосы, так что это было крайне неплодородный вечер для меня, потому что второй, который был прям немцем-немцем, еще ученик школы, хотя он старше меня. Да и выглядит он – огого – на все 21. Светлые прямые волосы, густая борода, желтоватые глаза. Его возраст выдает только уровень его шуточек и какая-то детская невоспитанность, но И. он очаровал. А Н. очаровала Э., так что теперь наши разговоры с завидной периодичностью сводятся к обсуждению немцев и разных других европейских парней. Но не об этом.
Место, где мы сидели, было на крыше, куда вела убийственно узкая винтовая лестница синего цвета. Мы поднимались и поднимались, минуя людей на разных этажах. Становилось темнее. Единственным источником света на крыше была одинокая свеча за одним единственным столиком. Там-то мы и приземлились. В полумраке мы говорили о самых разных вещах, начиная от акцентов и религии и заканчивая глупыми пошлыми шутками Л, который между нами получил нецензурное рифмованное продолжение, поэтому теперь он ЛП. Зависать с немцами было неплохо, пока за пережевыванием овощей из омлета я не поймала себя на мысли, что выпадаю из разговора. Знаете, то чувство, когда ты не участвуешь в диалоге, а только становишься его свидетелем, изредка киваешь головой и смеешься, когда нужно смеяться. Так вот, я выпала из этого развеселого диалога, и почувствовала себя как-то неудобно. Как будто подслушиваю, а оглядев столик, я поняла, что Х., кажется, тоже чувствует себя неловко. Меня буквально спас звонок от К., которая в эти выходные была с другими стажерами. К. предложила встретиться, как мы и просили. Но, так как дамы хотели провести время с немцами, мы с Х. побежали к новогодней елке по узким ступенькам.
Прохладный ночной воздух окутал нас, как только мы покинули кафе. Наверху было теплее: то ли от свечки, то ли от тесной компании. На часах – полночь. Мы на площади старой медины в Шефшауэне, где по периметру расположены разнообразные кафе и рестораны. Почти все столики заняты. В Москве я бы подумала: Пятница. Но здесь это – стиль жизни. Проводить размеренные вечера в медине в компании семьи и друзей, за большим количеством и еды и небольшим количеством алкоголя. Кругом – жизнь. Ночная и суетливая. Официанты крутятся, приветствуя тебя на всех языках, пытаясь всучить меню. Торговцы привлекают твое европейское внимание Бонжурами и Мадамами. Мы пробираемся к елке и садимся на бордюр на то место, где несколько часов назад девочкам разукрашивали руки. Мимо нас пробегают дети, напротив, на другом бордюре – парни с гитарой и бонго. К их кружку постепенно примыкают люди, в то время как к нам примыкает К. Музыканты начинают петь что-то задорно-непонятное, кто-то приплясывает рядом, кто-то стреляет глазами в каждую проходящую девушку. Позже к нам присоединяются другие стажеры. Вру. Они присоединяются к музыкантам. Парни, пытаясь почувствовать и показать себя уже полностью «местными», уверенно садятся в круг, покачивают в такт головой и панибратски хлопают музыканта по плечу. Девушки стоят рядом, присаживаются на выступы из камня, кладут ногу на ногу, поправляют волосы, в общем, ведут себя как девушки в мужской компании. Б. пытается быть самой местной и самой раскованной, буквально плюхаясь на колени парню, который поет. Кажется, Б. снова выпила. Я, К. и Х. все также сидим напротив. Покинув кафе, я почувствовала себя лучше, да и им, по-моему, стало комфортнее там, пара на пару. Мы говорим о всяких мелочах, киваем и улыбаемся братьям-стажерам, как-то незаметно перебираясь ближе к источнику звука. Ночь. Прохладный ветер вперемешку с теплой землей. Коктейль «Беспечность» из ударов по барабанам, разноголосого пения и приглушенных огней, которые светят самым ярким пламенем из темноты. Я чувствовала себя настолько полноценно, настолько азартно и трепетно (не уверена, что так можно, но я определенно чувствовала себя так). Как будто вдыхаешь до безумия вкусный свежий воздух в пустые легкие, наполняя себя безграничным запасом энергии и живительных сил. Но я откладываю их на потом. На холодные будни в огромном пасмурном городе, где мне действительно понадобится этот африканский эликсир жизни. Простой до чертиков. Воздух и всего-то.
Нам понадобилось еще пара часов, чтобы увести девочек у немцев, и в три, наконец-то, мы достигли нашего многолюдного пристанища, где жизнь била ключом. Мне не терпелось завалить этот радостный ключ огромным булыжником, потому что мой подъем был назначен на шесть часов (чего не сделаешь ради искусства фотографии). Но ключ не то что не хотел заваливаться булыжником, он откровенно послал меня, продолжив вечеринку на всю квартиру. Ну что же. Продолжайте орать, подумала я, вы ведь находитесь в шаге друг от друга, почему бы не выкрикивать нечленораздельные фразы еще громче. Да, вот так, спасибо, да, я не хочу слышать музыку в своих наушниках на полной громкости, когда есть ваши вопли. Почище любой колыбельной. Я приглушила свет в своем углу, уснуть я не могла, но мышцы ответственные за моргания послали меня на хрен. Последняя картинка, которую запечатлел мой взгляд – полуголый португалец у моей подушки раскуривает косяк. Дым, нет, что вы, я совсем не возражаю.
Я задремала в половине пятого.
В пять еще было очень шумно, но музыку сделали немного тише.
В шесть, когда меня разбудил будильник, я боролась с желанием разбить все тарелки на кухне или запустить кота в спальный мешок португальца. Наших вежливых хозяев наконец-то сморил сон, к шести-то утра. Но я как вежливый гость – зря я так, надо было все-таки что-нибудь им разгромить – я собиралась тихо и быстро. Проигнорировав съеденный кем-то неизвестным мой йогурт, я подошла к двери, на которой обнаружилась целая охранная система, которую я взломала и открыла дверь. Захлапывая дверь, я мимоходом заметила, что снаружи в квартиру мне попасть нереально, так как закрывается она намертво. Но я-то планировала вернуться часа через три-четыре, так что без малейших колебаний я ускакала по ступенькам. Казалось бы, какие еще проблемы могут возникнуть? Четырьмя этажами ниже я поняла, какие. Дверь подъезда. Она была закрыта. Ни кнопочек, ни рычагов, ни чего. Для шпильки замок оказался слишком узким, а все круглые кнопки на стенах могли только включить мне свет. Обнаружив на стене коробку с какими-то переключателями, я радостно отрубила электричество в подъезде. Вернуть его обратно у меня не вышло – прости, пап, в который раз уже думаю, что когда ты что-то делал дома с электричеством, мне нужно было делать подробные конспекты. Делать нечего, я поднялась на четвертый этаж. А там еще ступеньки такие подлые, как и во всех домах в Марокко, но в то утро они были особенно высокими и узкими. Я понадеялась, что Н. откроет мне дверь, если я позвоню ей. Она из тех людей кто просыпается рано, но только не в то утро. Стоя за закрытой дверью, я слышала, как звонит телефон Н. на тумбочке возле дивана. Увы, Н. этого не слышала. Теперь я понимаю, что мне нужно было приложиться попой к звонку. А руками барабанить в дверь. И кричать что-нибудь на русском, громко-громко. Но нет же, я пошла тихонечко стучаться в квартиры ниже в надежде, что кто-нибудь бодрствует и выпустит меня из между прочим душного подъезда. Я проверила окна – они оказались запечатанными чем-то темным снаружи. Вселенная была против меня, но тут вдруг сжалилась, позволив мне поднять голову и увидеть сквозь лестничный пролет открытую дверь. Пятый этаж? Лучше – крыша.
Открытая крыша. Итак, начало восьмого, 30 июля, я на крыше симпатичного дома в симпатичном марокканском городке. После беглого осмотра крыши я не нашла ничего примечательного кроме какой-то травы в пакетике, пустую бутылку и, пардон, чью-то какашку. Но и это слабо тянуло на примечательное, поэтому я ушла в другую часть крыши подальше от своих находок. Записав аудио для мамы максимально радостным голосом, я уселась на какой-то сомнительный выступ. Я достала скетчбук и включила музыку. American Authors разорвали умиротворенную утреннюю тишину. Я не чувствовала себя сонной. Я чувствовала себя преступно хорошо. Забегая вперед, скажу, что это был день, который можно было бы назвать крышевым или крышным, но такого прилагательного пока не изобрели.
В девять часов мне перезвонила Н., и уже через пять минут я была дома, а девочки смеялись над мои феноменальным везением. Наши хозяева уже бодрствовали: О. чем-то дымил, Э. лежал на полу с каким-то лицом аутиста и залипал в точку. Трое парней неизвестного происхождения играли с котиком, женщина-немка работала на компе, а ее малыш бегал по квартире. Он был самым милым существом в этом хаосе, за что получил от меня печенюшку. На мой вопросительный взгляд его мама сказала мне (правда) «Делай с ним, что хочешь». Были мысли о киднеппинге, но это какое-то временное помутнение рассудка, поэтому я ограничилась печеньем. Ребята пригласили нас с ними в Акшор, куда мы и так собирались ехать, но каучсерф предполагает общение гостей и хостов, поэтому мы согласились на совместную поездку. Не то чтобы я была в восторге от этой идеи, но не то чтобы меня спрашивали. Прежде чем попасть на остановку больших/дешевых такси мы зашли в пекарню, где все затарились плюхами, предварительно поглотив половину купленного на ступеньках той же пекарни. Я ограничилась той штукой из манки и чего-то еще с сыром, которую я попробовала в Фесе – после того раза, я стала примечать их на каждом углу. После довольно плотного завтрака мы упаковались в такси, а я разделила с Х. переднее сидение. Ехали мы недолго, но дорогой я откровенно наслаждалась, закрыв свои уши от разговоров с заднего сидения наушниками с Avici. Есть такие треки, которые заставляют мне покрываться мурашками на определенных строчках в определенных ситуациях. Hey Brother –песня для быстрых поездок на машине на переднем сидении, когда перед тобой действительно endless road to rediscover.
Акшор. Его сложно даже назвать городом. Это великолепные горы, на которых островками располагаются какие-то ветхие домишки, выгоревшие на солнце шатры придорожных кафе. Это пыль и бездорожье. Был полдень, когда мы вышли из пекла в такси на пекло двенадцатичасового солнца. Откуда-то нарисовались еще две бабы, которые решили испить чайку марокканского. Под сорокоградусным пеклом. Традиционный чай. Чтобы вы представили, это малюсенький, но почему-то бездонный стальной чайничек, крохотная стеклянная кружечка, кипяток, заварка, мята и ‘мое любимое’ – количество сахара для пяти таких чайников в этой стальной крохе. Ну и 40 градусов по Цельсию никто не отключил. В общем, пока леди наслаждались чаепитием, мы были вынуждены ожидать их на пыльной стоянке. Я без остановки наносила на себя крем от загара, который тут же выплывал обратно вместе с потом. Удовольствие такое себе, но меня утешала перспектива холодной горной реки и водопада, которые были нашей конечной целью. О том, сколько займет пешая прогулка, О. так и не дал мне вразумительного ответа, поэтому мы плелись под палящим солнце по холмам тропинки и просто верили в лучшее. Минут через сорок мы добрались до водопада. Я так и не поняла, тот ли это водопад, потому что мы просто прошли мимо, с завистью наблюдая за худыми парнями, сигающими с камней на 10 метров вниз вместе с мощным потоком воды. Мы следовали руслу реки. Мы поднимались и спускались, карабкались и прыгали. Но еще через 40 минут, когда Х. была уже не в состоянии самостоятельно передвигаться, а Н. стерла все ноги, я категорично заявила нашим хостам, что мы встретимся вечером. Ибо а) я не хотела идти дальше; б) я не хотела идти с ними. За 25 дирхамов мы урвали большой ковер у самой воды в абсолютной тени и развалились там как моржи. Плохое сравнение. Но мы были истинными моржами, ну, бегимотиками в крайнем случае. И. тут же полезла в воду, но на то, чтобы наконец-то окунуться у нее ушло минут двадцать в лучшем случае. Мы мочили ноги. Вода обжигала пальцы ледяной прохладой, предупреждая о том, что купание – удовольствие не для всех.
Но я решила, что не валяться же мне тут на камушках, поэтому после жалких попыток спускаться в воду, я плюнула на все и просто нырнула. Дыхание перехватило в беззвучном крике. Начиная от московского ливня в день отъезда и по сей день его слишком часто перехватывает, то от эмоций, то от ледяного ливня/душа/океана. Сегодня это была река. Пока Х. и Н., пища и сопротивляясь, пытались попасть в воду, я уплыла к маленькому водопадику и пригрелась на солнышке на горячих камнях. Вскоре ко мне всеми правдами и неправдами приплыли девочки, и мы сидели, в кои-то веки не обсуждая ничего, грелись на солнышке и переводили дыхание после купания. Хорошо было, спокойно. Весь день мы провели на нашем коврике. Разделив нашу единственную булочку на четверых, мы завалились спать, потому что ночка у всех выдалась такая себе. Место было очень живописным, поэтому я сделала пару эскизов после сна и повторного купания. Деревянный мостик, ведущий к столикам с неоправданно дорогим тажином, местные в купальных хиджабах в компании детишек, насыщенная зелень, розовые цветы, которые, по-моему, не могут расти в другом месте, как возле горной реки в Африке. Кактусы, напомнившие мне и Л. большие пятки. А главное – прохлада и шум воды.
Обратный путь был легче, так как мы были одни, а солнце спряталось на гору и убивало своими лучами других несчастных. Мы размеренно топали в сторону стоянки, тормозили для фотографий и сувениров. Я наконец-то обзавелась кулоном, который хотела заполучить очень и очень давно, а еще нашла кое-что подходящее для СНГ, так что ждите меня, дамы. Я практически никогда не покупаю ничего в Медине или у таких торговцев. Но рыться в их добре – буквально дело всей моей жизни. Вытаскивать из кучи всего какие-то круглые, овальные, ромбовидные бусины, браслеты из бисера, проводить пальцами по выступам глиняной посуды или мерить их дурацкие шляпы, говоря, какие они все-таки дурацкие.
Как будто недосомбреро или костюм Страшилы из Волшебника Изумрудного города. Но мерить я их, наверное, не прекращу до самого возвращения. Последними впечатлениями об Акшоре были недовольство наших хостов и хорошее такси. Первое меня мало заботило, а второе – очень порадовало, поэтому с легкой головой и хорошим настроением мы покинули скромное поселение в горах.
По возвращению в Шефшауэн девочки опять связались с нашими стажерами, которые в этот вечер собирались в бар. Я была готова идти куда угодно, лишь бы не оставаться в квартире. После утра на крыше и дня в тени у реки я чувствовала себя воодушевленной и готовой к любым подвигам за пределами этого дома. Ноги вывели нас к центру, где мы нашли наших коллег обедающими при свечах в цветастом вертепе огней медины. Все под тем же рождественским деревом. Румын-А. повел нас в куда-то, мы послушно шли за ним, как утята за мамой-уткой. Бородатой мамой уткой. Странное сравнение, когда речь идет о походе в бар. И я бы поменяла это странное предложение, если бы мы все-таки попали туда. Единственный открытый бар после 10 часов был полон и предлагал только пиво. Ну не, подумала я. Ну не, подумали девочки. Ну, шесть бутылок, пожалуйста, сказали наши коллеги. На вопрос об отсутствии столиков мне рассказали о замечательной крыше в их отеле, где они собирались распить этот неоправданно дорогой напиток. Но я перестала слушать после слова 'крыша'. Мои соседки решили, что 11 вечера - идеальное время для огромного сэндвича. Но, по-моему, это идеальное время для посиделок на крыше, поэтому я решилась на маленькое предательство, пообещав, что доберусь до дома в час. Девочки остались в компании неправдоподобно здоровых бутеров, а я, А., К., Б., румынские девочки и айсекерша М. отравились вверх по темной улице в их отель. Мы поднимались и поднимались, пока слева от нас не возникли крутые ступеньки, ведущие в узкий переулок между выбеленными домами.
Внизу шумели люди, оркестр играл что-то традиционное. Маленькие кудрявые девочки в белых платьях со свечками. Начало свадебной церемонии. Недолго думая, я попрыгала по ступенькам вниз, и села на выступе, чтобы посмотреть поближе. Дети носились и шумели, танцевали. Увидев нас, сидящих на выступе, они начали смеяться, показывать на нас пальцем, танцевать. Поймав их взгляд, я начала сидя пританцовывать, что жутко развеселило маленьких участников церемонии. Через пару минут нарядные парни вынесли носилки с большой белой коробкой/ящиком в цветах и лентах. Девочки-ангелочки выстроились в коридор. Если я ничего не путаю, за ширмой должна сидеть невеста. А может быть, там торт. Других причин, почему вся процессия последовала за носилками вниз по улице, я не вижу. Темнота. Огни. Удары барабанов и звуки флейты. Праздник. Бессмысленный, как по мне, но все-таки традиционный и красивый. Мы обсуждали свадьбы в разных странах всю дорогу до отеля, и единогласно сошлись на том, что свадьба - это хорошо, если это не твоя свадьба и не свадьба твоих детей.
Место, где остановились наши стажеры, оказалось очень колоритным и очень пустынным. Может быть, все уже спали, может быть, оно просто пустует, но на мой приход никто никак не отреагировал. То есть, эй, я просто вошла на территорию отеля посреди ночи, что не так с вами? Пока все что-то суетились и чего-то ждали, я и К. поднялись на крышу, откуда открывался действительно красивый вид на ночной город. Ребята ждали, пока крыша опустеет, чтобы распивать пивасик в своей компании. Где-то в темном углу копошились китайцы. Через какое-то время мы сидели в полумраке в кругу. Б. неуместно шутила (как же ее выносит с мизерного количества алкоголя…) и пафосно курила, чувствуя себя, по-видимому, до безумия крутой львицей. К. пыталась побороть семечки. Первый раз в своей жизни встретила человека, который не умеет их чистить и откровенно не понимает, как это делать. Поэтому мы сидели рядом: я чистила ей семечки, а он грызла их. Румынские девочки ждали, когда будет весело, Парни-айсекеры болтали с китайцами – кажется. Им очень льстит, что половина китайских девочек в восторге от них. М. вела себя как-то уж очень глупо. Несла какую-то ерунду и все больше напоминала мне пятнадцатилетнюю. Это, пожалуй, первая настолько ветреная девушка в хиджабе, которую я встретила, остальные мои знакомые производят более рассудительное впечатление. М. хихикала и вешалась на А. Мы с К. переглянулись и вынесли вердикт – Лунушка. А. ненавязчиво отбивался от внезапной М. и пытался начать что-то веселое, вроде каких-нибудь Правды или Действия или Я никогда не. Но китайцы крушили все веселье. Они сидели рядышком всей своей диаспорой, и, когда очередь доходила до них, они говорили какие-то уж преступно наивные вещи, над которыми сами же хихикали и шушукались об этом еще полчаса. Как будто то, что у кого-то из них никогда не было парня, является большой неожиданностью. Не то чтобы они некрасивые или глупые, нет, попадаются очень даже милые, порой даже с бритыми конечностями, но вот только…они такие дети. Не знаю в силу чего, но ведут они себя далеко не как двадцатилетние парни и девушки. Может быть это потому, что они единственные дети в своих семьях, может быть в силу того, что их образ жизни дома ничем не отличается от их образа жизни в пять лет. Они такие ужасно несамостоятельные, ужасно наивные и порой какие-то беспомощные, что аж страшно становится, как их отпустили так далеко. А потом я вспоминаю, что они старше меня на два-три года, многие уже заканчивают университет. А восприятие мира у них все еще через розовые китайские очки.
После нескольких прерванных игр мы просто лениво разговаривали, спрашивали друг друга о разных разностях, порой, очень каверзных, поэтому центр общения переместился на нашу половину стола. Наверное, поэтому китайцы снова сбежали в свой темный уголок, где, кажется, прекрасно проводили время. В общем, все нашли себе комфортное место. Была практически идеальная тишина. Из глубины города под нами доносились звуки барабанов – свадьба была в самом разгаре. Я поглядывала на экран телефона – время близилось к часу, и от одной перспективы возвращаться в наш притон мне становилось очень нерадостно. Мне звонили девочки. Просили не идти одной. Просили взять такси. А маленькая Таня внутри меня просила не уходить с крыши, сидеть здесь и сонно говорить обо всем. И я второй раз за вечер послушалась ее, сказав, что не приду сегодня. День был слишком прекрасным, чтобы просто заканчивать его. И я все сделала правильно. Сон уводил людей с крыши и вскоре на ней (не считая Китая) остались я, А., М. и румынка А, причем я и М. находились здесь нелегально, но это, кажется, мало кого беспокоило. Было сонно и спокойно. Мы говорили о снах и жизни в других галактиках, отчаянно пытаясь объяснить М. значение слова extraterrestrial. Ближе к середине ночи на наших глазах разыгралась настоящая румынско-китайская драма – китайская девочка отозвала А., чтобы выяснить отношения, что закончилось хлопком двери и слезами китайской девочки. Румын вернулся к нам, виновато пожал плечами и сказал лишь So childish. Не то чтобы он был прав в той ситуации, но европейские парни симпатизируют мне куда больше, чем китайские девочки. Тема про отношения всплыла сама собой, а какой уж там сон, при таки-то дикуссиях.
В пять утра мы решили, что раз уж мы провалялись на крыше всю ночь, то стоит теперь и рассвет встретить. Мы разбудили З.-айсекера и румынку-Т. и пошли вниз по темным улицам. Незаметно короткая дорога привела нас к медине, так неожиданно, что я даже не заметила как широкие улицы переплыли в худые лабиринты ночной медины. Было очень тихо, только наши шаги, голоса и прыжки по ступенькам. Это была какая-то атмосфера тайн и загадок в силу приглушенного света, десятков голу4бых фонарей и спящих по углам кошек. Я чувствовала себя Элли, которой не спится в стране Жевунов после того, как ее занес туда ураган. Наконец мы вышли на дорогу вымощенную не желтым кирпичом, конечно, но это была та самая дорога. Мы с З. шли впереди, медина закончилась. Начались горы. Нашей целью была старая мечеть на выступе, с которой открывался вид на голубой город.
Две палатки. Из одной высунулась чья-то сонная голова в дредах, оглянулась и нырнула обратно. Мы сели на краю площадки. Перед нами - сонный Шефшауэн. Темно-синие домики, голубые бусины-огни, черная паутина тропинок. Все это длилось не больше дводцати минут. Утро стремительно наступало, проливая бледный свет на вещи. Сонные глаза. Руки обнимают колени. Пальцы застегивают пуговицы на воротнике рубашки, пытаясь сохранить тепло. Губы шевелятся, беззвучно произносят неизвестную мелодию. Сейчас все где-то глубоко в собственных мыслях. Думают о своем. О своих. Никто не нарушает нашу молчаливую солидарность. Город просыпается, медленно и нехотя. Все мои мысли, опасения, чувство сливаются в один коктейль, в одну необъяснимую эмоцию. Ловите момент, наслаждайтесь мгновением. Кажется, именно это и есть то самое чувство. Когда ты ловишь этот баланс с самим собой, никак по-другому это и не опишешь.
Мы сидели высоко над городом. Мы гармонировали с наступающим утром и самими собой.
Мы обошли мечеть, чтобы увидеть восход. Ровная площадка покрытая гравием, пожалуй, еще никогда не выглядела так сооблазнительно. Я плюхнулась на нее, остальные сначала посмеялись, потом присоеденились. В ожидании солнца мы задремали на минуту или на десять. Доброе утро, когда лежишь где-то себе в горах, с едва знакомфми людьми, с которыми тебя связывает какая-то магия бессонной ночи. Знаете, те разговоры, когда можешь рассказать о чем угодно, ведь вероятность повторной встречи приблизительно равна нулю. Эти люди останутся воспоминанием через каких-то три недели. Очень теплым. Очень крышевым, хотя такое слово еще не придумали.
На этом я закончу рассказ о голубом городе, который дал мне эмоций на месяцы вперед. Скажу лишь только то, что воскресенье было гаденьким. Я чувствовала себя очень плохо, было жарко, пасмурно и даже капал дождь. Первые абзацы поста были написаны в воскресение, ну в общем тяжелый был день. Мы покинули голубой город в понедельник утром. Рассвет на горн мы так и не встретили. Я завтракала в кафе через пару часов. Солнце выглянуло, бросило мне приветственные лучики и снова спряталось за гору. В животе что-то заскреблось. День должен был не задаться. И он не задался.
Мы сбежали в Танжер, на самый север, к самому Гибралтару. Это был день рождения Н. Мы отправили нашу чихающую Х. домой первым поездом, а сами отправились на пляж. Там, сидя на довольно грязном побережье, мы пели днерождественскую песенку на русском и хорватском и ели арбуз пластиковыми ложками, которых у меня оказалось ровно три штуки. Люблю такие случайные совпадения. Как будто заранее так было задумано.
А еще больше я люблю, когда у меня есть вдохновение.
Но Танжер не вдохновил меня так сильно, как Шефшауэн, хотя девочки бы поспорили бы со мной.
Там было много всего: чопорные французские парни, красивые, но холодные; почти удавшаяся попытка добраться до бейлиса; невероятная набережная, на которой Н. была нашим молчаливым охранником, от всяких яйцеголовых кудрявых некрасавчиков; тяжелая ночка на одном диванчике с Н., которая отбила мне все органы;
утро в красивом кафе с видом на океан и мое воссоединение с российским братом и коллегой А.; потрясающие камни и преступная близость к океану. И наше исчезновение, буквально побег из Танжера.
Танжер был хорош.
Но Шефшауэн был восхитителен.
Первая ночь августа. Я сижу на открытой веранде в кафе Алладина в старой Медине. Засыпаю, откровенно дремлю по несколько минут. Чувствую себя нормально, но вот только неприятное бульканье в животе. Как будто у него нет сил как-то реагировать на то, что попадает в него. Играет какая-то восточная музыка вперемешку с попсой. В воздухе - запах травки. И снова не с того момента начала.
Мы петляли по извилистой дороге, поднимаясь и спускаясь вниз, я следила за дорогой и обещала себе. Я решила для себя, что эта поездка обязательно удастся. Что ничего не сможет ее испортить, а если что-то пойдет не так, то я буду просто наслаждаться цветовой гаммой. Так или иначе, я пообещала себе выжать из этого города максимум удовольствия, даже если все будет не так, как задумано. Как, впрочем, оно и получилось.
Для начала история о каучсерфинге. Тема с каучсерфом довольно популярна среди тех, кто хочет и мир посмотреть, и не умереть с голоду. К слову, надо завести там аккаунт. Если вкратце, то ты находишь на сайте людей с города, в который ты собираешься ехать, пишешь им, и, при хорошем раскладе, останавливаешься у них на какое-то время бесплатно. Это чем-то напоминает мне схему 'Заплати вперед". Сегодня ты кого-то приютил, завтра - кто-то тебя. Знакомишься с людьми со всего света, практикуешь языки, да и просто не скучаешь. Но, при таком раскладе, нужно быть готовым ко всему, потому что бесплатный сыр - не то, чему стоит стопроцентно доверять.
Из всего богатства выбора мы, по отзывам, выбрали О. - молодого парня из Египта. Он же должен был встретить нас на станции или почти. В общем, мы преодолели расстояние ножками, идти было немного, но в гору. После недолгого ожидания к нам подбежал худой темный (темнокожий вообще-то, но он был больше темным) парень в очках и с хвостиком из кудрявых волос. Он попытался приветственно обнять и символично поцеловать, что у него не вышло, потому что я отстранилась от него со скоростью рыси. Обычно я спокойно отношусь к этому традиционному приветствию марокканцев, но этот парень мне с самого начала не понравился. Знаете, то чувство, когда ты как бы можешь и пообщаться, и порасспрашивать человека, но вот говорить с ним - хоть убей - не хочется. Вот это тот самый случай. Мы подошли к симпатичному четырехэтажному дому, проход к подъездам был обвит виноградной лозой, а дверь ограждала извилистая калитка. Мы поднялись на четвертый в просторную квартиру, в которой мы обнаружили полуголого португальца и кота, просто голого, как и полагается котам. Наш проводник не преминул присоединиться к этой обнаженной братии, отпуская невнятные и очень неловкие шутки. Как-то из его речи я вырвала фразу про то, что когда придет хозяйка... Так, секундочку, если ты не хозяин, то как это вообще вышло, что ты нас пригласил пожить. Оглядывая большую квартиру, я пришла к закономерному вопросу - а сколько тут тогда обитателей, если ты нехозяйка. Выяснила - он, португалец Э., хозяйка М., баба какая-то с парнем, немка с малышом двух лет, еще три каких-то полуместных парня. И нас четверо. Я в голос выругалась на русском. Теперь я понимаю, что тогда еще было не ******, но будем соблюдать хронологию.
Мы вышли на площадь, посреди которой стояла внушительных размеров полулысая ель (или не ель, но хвойная, лысая и вроде зеленая). Она была неаккуратно и скудно обмотана гирляндами, за что мы окрестили ее Christmas tree. Она стала нашей точкой отсчета, потому что от этой площади можно было выйти к любой двери медины и наоборот, соответственно. Рядом с елкой кипела жизнь, но моих спутниц заинтересовала только отдельная ее часть, а именно женщина, которая рисовала хной. Не люблю это слово в английском - henna - никогда не могу понять, о чем идет речь, пока меня не тыкнут лицом в чью-нибудь узорчатую руку. Ну, в общем И. и Х. решили, что сейчас самое время, а по сему мне пришлось приземлиться неподалеку со скетчбуком. Пока я делала беглый эскиз веранды кафе, попавшегося мне на глаза, я привлекла внимание двух мальчишек лет десяти - местных обитателей. Всеми правдами и неправдами мы выяснили имена друг друга, выяснили то, что я из Руссии, а они и Марокко (интересно, почему на русском через 'а', если Morocco. Хотя, на французском вообще Maroc, путано это как-то). Мальчики были очень милыми, и я дала посмотреть им свой альбом, а они спрашивали, какие это города. Мальчики были очень милыми, и я заскетчила их, а потом отдала рисунок на память. Когда я закончила возиться с рисованием, я вернулась к девочкам, которые на тот момент уже познакомились с двумя европейцами, в их компании мы и провели вечер. Один, Э., был очень колоритным: белые кучерявые волосы, огромные светлые глаза, на голове - красная шапочка, национальная марокканская, в тему его одежды - джелобы, помните, мужское платье. Ему 19 и он только закончил школу (ох уж эта сомнительная немецкая система образования). А еще он норвежец с очень хорошим, я бы даже сказала вышколенным британским английским - это произвело сильное впечатление на девочек. А что до меня, так я люблю американский английский и темные волосы, так что это было крайне неплодородный вечер для меня, потому что второй, который был прям немцем-немцем, еще ученик школы, хотя он старше меня. Да и выглядит он – огого – на все 21. Светлые прямые волосы, густая борода, желтоватые глаза. Его возраст выдает только уровень его шуточек и какая-то детская невоспитанность, но И. он очаровал. А Н. очаровала Э., так что теперь наши разговоры с завидной периодичностью сводятся к обсуждению немцев и разных других европейских парней. Но не об этом.
Нам понадобилось еще пара часов, чтобы увести девочек у немцев, и в три, наконец-то, мы достигли нашего многолюдного пристанища, где жизнь била ключом. Мне не терпелось завалить этот радостный ключ огромным булыжником, потому что мой подъем был назначен на шесть часов (чего не сделаешь ради искусства фотографии). Но ключ не то что не хотел заваливаться булыжником, он откровенно послал меня, продолжив вечеринку на всю квартиру. Ну что же. Продолжайте орать, подумала я, вы ведь находитесь в шаге друг от друга, почему бы не выкрикивать нечленораздельные фразы еще громче. Да, вот так, спасибо, да, я не хочу слышать музыку в своих наушниках на полной громкости, когда есть ваши вопли. Почище любой колыбельной. Я приглушила свет в своем углу, уснуть я не могла, но мышцы ответственные за моргания послали меня на хрен. Последняя картинка, которую запечатлел мой взгляд – полуголый португалец у моей подушки раскуривает косяк. Дым, нет, что вы, я совсем не возражаю.
Я задремала в половине пятого.
В пять еще было очень шумно, но музыку сделали немного тише.
В шесть, когда меня разбудил будильник, я боролась с желанием разбить все тарелки на кухне или запустить кота в спальный мешок португальца. Наших вежливых хозяев наконец-то сморил сон, к шести-то утра. Но я как вежливый гость – зря я так, надо было все-таки что-нибудь им разгромить – я собиралась тихо и быстро. Проигнорировав съеденный кем-то неизвестным мой йогурт, я подошла к двери, на которой обнаружилась целая охранная система, которую я взломала и открыла дверь. Захлапывая дверь, я мимоходом заметила, что снаружи в квартиру мне попасть нереально, так как закрывается она намертво. Но я-то планировала вернуться часа через три-четыре, так что без малейших колебаний я ускакала по ступенькам. Казалось бы, какие еще проблемы могут возникнуть? Четырьмя этажами ниже я поняла, какие. Дверь подъезда. Она была закрыта. Ни кнопочек, ни рычагов, ни чего. Для шпильки замок оказался слишком узким, а все круглые кнопки на стенах могли только включить мне свет. Обнаружив на стене коробку с какими-то переключателями, я радостно отрубила электричество в подъезде. Вернуть его обратно у меня не вышло – прости, пап, в который раз уже думаю, что когда ты что-то делал дома с электричеством, мне нужно было делать подробные конспекты. Делать нечего, я поднялась на четвертый этаж. А там еще ступеньки такие подлые, как и во всех домах в Марокко, но в то утро они были особенно высокими и узкими. Я понадеялась, что Н. откроет мне дверь, если я позвоню ей. Она из тех людей кто просыпается рано, но только не в то утро. Стоя за закрытой дверью, я слышала, как звонит телефон Н. на тумбочке возле дивана. Увы, Н. этого не слышала. Теперь я понимаю, что мне нужно было приложиться попой к звонку. А руками барабанить в дверь. И кричать что-нибудь на русском, громко-громко. Но нет же, я пошла тихонечко стучаться в квартиры ниже в надежде, что кто-нибудь бодрствует и выпустит меня из между прочим душного подъезда. Я проверила окна – они оказались запечатанными чем-то темным снаружи. Вселенная была против меня, но тут вдруг сжалилась, позволив мне поднять голову и увидеть сквозь лестничный пролет открытую дверь. Пятый этаж? Лучше – крыша.
В девять часов мне перезвонила Н., и уже через пять минут я была дома, а девочки смеялись над мои феноменальным везением. Наши хозяева уже бодрствовали: О. чем-то дымил, Э. лежал на полу с каким-то лицом аутиста и залипал в точку. Трое парней неизвестного происхождения играли с котиком, женщина-немка работала на компе, а ее малыш бегал по квартире. Он был самым милым существом в этом хаосе, за что получил от меня печенюшку. На мой вопросительный взгляд его мама сказала мне (правда) «Делай с ним, что хочешь». Были мысли о киднеппинге, но это какое-то временное помутнение рассудка, поэтому я ограничилась печеньем. Ребята пригласили нас с ними в Акшор, куда мы и так собирались ехать, но каучсерф предполагает общение гостей и хостов, поэтому мы согласились на совместную поездку. Не то чтобы я была в восторге от этой идеи, но не то чтобы меня спрашивали. Прежде чем попасть на остановку больших/дешевых такси мы зашли в пекарню, где все затарились плюхами, предварительно поглотив половину купленного на ступеньках той же пекарни. Я ограничилась той штукой из манки и чего-то еще с сыром, которую я попробовала в Фесе – после того раза, я стала примечать их на каждом углу. После довольно плотного завтрака мы упаковались в такси, а я разделила с Х. переднее сидение. Ехали мы недолго, но дорогой я откровенно наслаждалась, закрыв свои уши от разговоров с заднего сидения наушниками с Avici. Есть такие треки, которые заставляют мне покрываться мурашками на определенных строчках в определенных ситуациях. Hey Brother –песня для быстрых поездок на машине на переднем сидении, когда перед тобой действительно endless road to rediscover.
Место, где остановились наши стажеры, оказалось очень колоритным и очень пустынным. Может быть, все уже спали, может быть, оно просто пустует, но на мой приход никто никак не отреагировал. То есть, эй, я просто вошла на территорию отеля посреди ночи, что не так с вами? Пока все что-то суетились и чего-то ждали, я и К. поднялись на крышу, откуда открывался действительно красивый вид на ночной город. Ребята ждали, пока крыша опустеет, чтобы распивать пивасик в своей компании. Где-то в темном углу копошились китайцы. Через какое-то время мы сидели в полумраке в кругу. Б. неуместно шутила (как же ее выносит с мизерного количества алкоголя…) и пафосно курила, чувствуя себя, по-видимому, до безумия крутой львицей. К. пыталась побороть семечки. Первый раз в своей жизни встретила человека, который не умеет их чистить и откровенно не понимает, как это делать. Поэтому мы сидели рядом: я чистила ей семечки, а он грызла их. Румынские девочки ждали, когда будет весело, Парни-айсекеры болтали с китайцами – кажется. Им очень льстит, что половина китайских девочек в восторге от них. М. вела себя как-то уж очень глупо. Несла какую-то ерунду и все больше напоминала мне пятнадцатилетнюю. Это, пожалуй, первая настолько ветреная девушка в хиджабе, которую я встретила, остальные мои знакомые производят более рассудительное впечатление. М. хихикала и вешалась на А. Мы с К. переглянулись и вынесли вердикт – Лунушка. А. ненавязчиво отбивался от внезапной М. и пытался начать что-то веселое, вроде каких-нибудь Правды или Действия или Я никогда не. Но китайцы крушили все веселье. Они сидели рядышком всей своей диаспорой, и, когда очередь доходила до них, они говорили какие-то уж преступно наивные вещи, над которыми сами же хихикали и шушукались об этом еще полчаса. Как будто то, что у кого-то из них никогда не было парня, является большой неожиданностью. Не то чтобы они некрасивые или глупые, нет, попадаются очень даже милые, порой даже с бритыми конечностями, но вот только…они такие дети. Не знаю в силу чего, но ведут они себя далеко не как двадцатилетние парни и девушки. Может быть это потому, что они единственные дети в своих семьях, может быть в силу того, что их образ жизни дома ничем не отличается от их образа жизни в пять лет. Они такие ужасно несамостоятельные, ужасно наивные и порой какие-то беспомощные, что аж страшно становится, как их отпустили так далеко. А потом я вспоминаю, что они старше меня на два-три года, многие уже заканчивают университет. А восприятие мира у них все еще через розовые китайские очки.
После нескольких прерванных игр мы просто лениво разговаривали, спрашивали друг друга о разных разностях, порой, очень каверзных, поэтому центр общения переместился на нашу половину стола. Наверное, поэтому китайцы снова сбежали в свой темный уголок, где, кажется, прекрасно проводили время. В общем, все нашли себе комфортное место. Была практически идеальная тишина. Из глубины города под нами доносились звуки барабанов – свадьба была в самом разгаре. Я поглядывала на экран телефона – время близилось к часу, и от одной перспективы возвращаться в наш притон мне становилось очень нерадостно. Мне звонили девочки. Просили не идти одной. Просили взять такси. А маленькая Таня внутри меня просила не уходить с крыши, сидеть здесь и сонно говорить обо всем. И я второй раз за вечер послушалась ее, сказав, что не приду сегодня. День был слишком прекрасным, чтобы просто заканчивать его. И я все сделала правильно. Сон уводил людей с крыши и вскоре на ней (не считая Китая) остались я, А., М. и румынка А, причем я и М. находились здесь нелегально, но это, кажется, мало кого беспокоило. Было сонно и спокойно. Мы говорили о снах и жизни в других галактиках, отчаянно пытаясь объяснить М. значение слова extraterrestrial. Ближе к середине ночи на наших глазах разыгралась настоящая румынско-китайская драма – китайская девочка отозвала А., чтобы выяснить отношения, что закончилось хлопком двери и слезами китайской девочки. Румын вернулся к нам, виновато пожал плечами и сказал лишь So childish. Не то чтобы он был прав в той ситуации, но европейские парни симпатизируют мне куда больше, чем китайские девочки. Тема про отношения всплыла сама собой, а какой уж там сон, при таки-то дикуссиях.
В пять утра мы решили, что раз уж мы провалялись на крыше всю ночь, то стоит теперь и рассвет встретить. Мы разбудили З.-айсекера и румынку-Т. и пошли вниз по темным улицам. Незаметно короткая дорога привела нас к медине, так неожиданно, что я даже не заметила как широкие улицы переплыли в худые лабиринты ночной медины. Было очень тихо, только наши шаги, голоса и прыжки по ступенькам. Это была какая-то атмосфера тайн и загадок в силу приглушенного света, десятков голу4бых фонарей и спящих по углам кошек. Я чувствовала себя Элли, которой не спится в стране Жевунов после того, как ее занес туда ураган. Наконец мы вышли на дорогу вымощенную не желтым кирпичом, конечно, но это была та самая дорога. Мы с З. шли впереди, медина закончилась. Начались горы. Нашей целью была старая мечеть на выступе, с которой открывался вид на голубой город.
Мы сидели высоко над городом. Мы гармонировали с наступающим утром и самими собой.
Мы обошли мечеть, чтобы увидеть восход. Ровная площадка покрытая гравием, пожалуй, еще никогда не выглядела так сооблазнительно. Я плюхнулась на нее, остальные сначала посмеялись, потом присоеденились. В ожидании солнца мы задремали на минуту или на десять. Доброе утро, когда лежишь где-то себе в горах, с едва знакомфми людьми, с которыми тебя связывает какая-то магия бессонной ночи. Знаете, те разговоры, когда можешь рассказать о чем угодно, ведь вероятность повторной встречи приблизительно равна нулю. Эти люди останутся воспоминанием через каких-то три недели. Очень теплым. Очень крышевым, хотя такое слово еще не придумали.
А еще больше я люблю, когда у меня есть вдохновение.
Но Танжер не вдохновил меня так сильно, как Шефшауэн, хотя девочки бы поспорили бы со мной.
Там было много всего: чопорные французские парни, красивые, но холодные; почти удавшаяся попытка добраться до бейлиса; невероятная набережная, на которой Н. была нашим молчаливым охранником, от всяких яйцеголовых кудрявых некрасавчиков; тяжелая ночка на одном диванчике с Н., которая отбила мне все органы;
Танжер был хорош.
Но Шефшауэн был восхитителен.
Комментариев нет:
Отправить комментарий