Неписательская осень

— Утро вечера мудренее — с серьёзным лицом произнёс парень в синем пиджаке, ещё более серьезно поправляя красный галстук. Его спутница серьезно кивнула.

Этим немудрёным вечером я в университете дружбы народов, пришла поддержать свой народ в лице Р. в дружественной для неё среде. Вокруг меня проходят, присаживаются на скамейку, отвечают на звонки, морщат носы и не нарочно задевают друг друг в коридорах студенты-студенты-студенты. Так много, в такое вечернее время. Это было погружение в студенчество, которого порой так не хватает на родном факультете. Хотя кого я обманываю? Ни на одно оживление полноценного студенчества я не променяла бы умеренное гудение журфака.

Там, где хотя бы один раз ты задумчиво сидишь с томиком древнегреческого мужа перед коллоквиумом, где от одного названия веет какой-то фундаментальностью. Там, где у памятника в облаке сигаретного дыма можно выцепить студента, шюжевца, преподавателя или какого-нибудь журналиста — действующего или потенциального. Там, где обязательно барахлит самый новый микрофон в начале лекции, а в конце тебе скорее всего придётся оставить свой автограф на каком-нибудь листочке на память учебке или преподавателю.

Там в этом семестре мне довелось провести относительно мало времени. Недавно поймала себя на мысли, что сижу в аудитории в пять часов вечера. Такое случилось четвёртый раз за семестр, что не может сравниться с прошлым годом, когда с пятничной пятой пары-пытки я выползала все в то же облако сигаретного дыма смешанного с темнотой.

Однажды мы выплывали уже позднее. 29 декабря девочки создавали облачка, а я переминалась с ноги на ногу. У одной из М. нашлось вино, у М. была потрясная камера, на которую она поймала сквозняк вестибюля станции Библиотека им. Ленина.

На неё я сейчас и приехала, уже почти год прошёл с того Самоварного вечера, который медленно перетек в моё любимое 30, которое началось с феминистических споров. Тот вечер был немного нетрезвым, тот вечер был ЗАмудрённым. Каким было утро - я не помню. Помню, О. уехала в Петербург. Помню, мы глушили коктейли через три дня после её приезда под Большой куш и начос. Она говорила, что в Питере на Новый год всему городу было не до мудрости, а я рассказывала про вылазку минувшей ночью, которая получилась какой-то очень странной, но утренняя яичница мудрости меня спасла. В семь утра третьего января я шлепала резиновыми шлёпанцами по кафельному полу Даса. Шлёп-шлёп — на шаг ближе к плите, а, значит, ближе к единственному мудрому решению за последние 12 часов. Но я даже не думала о том, что ещё час назад я брела по заснеженному Садовому к станции Достоевская. Я жевала яичницу в полной тишине — интернета ведь у меня не было. Я смотрела в несколько окон в корпусе напротив, в те, где горел свет. Я как обычно представляла, что люди там могут делать в такую рань со светом, ведь даже я, главный любитель философских размышлений за завтраком в 7 утра, сидела с выключенным светом. Наверное, ищут в утре ответы на вечерние вопросы. Или водички проснулись попить. Одно из двух — мудрость или водичка.

В такие заснеженные утрами с В. в то время завели недотрадицию ходить в Джеф на Менделеевской на киноночи, после которых я брела, переваривая остатки попкорна и заглядывая в окна встречных пятиэтажек. Через полгода этого Джефа уже не будет, зато у меня появится мой собственный, первым (приглашённым мной) гостем которого станет В.

Там я познакомлюсь с АТ, который расскажет мне историю о том, как он смотрел в окно в доме напротив на Кутузовской, да и вообще тему окон мы знатно обсудим в наши ночные покатушки, которые с В. так и не состоялись. С АТ мы поедим на 'обочине' Ленинского проспекта. На дублёре Ленинского. Об этом мне подскажет Яндекс Навигатор. Подскажет ещё летом, но обращу внимание на таинственное слово 'дублёр' я только в сентябре, по пути на новую дислокацию, которую теперь называю домом. Новый дом домашнее, чем Коньково, откуда мы выбирались с горем пополам. А ещё с риелторами всех сортов. С П., который теперь снова наш сосед. С с-скейтом и С-Степаном. С красивыми губами, которые, кажется, не выцветали ни при каких условиях.

И уже не смогут выцвести. Даже когда я начну собирать по квартире седые волосы вместо рыжих, на губы всегда можно будет что-нибудь намалевать.

Об этом позаботилась О. На мой недавний двадцатый день рождения она пожелала мне Москвы всех цветов и предложила начать с 'Москвы' в лице меня. И накрасить губы в один из десяти цветов палетки. О. тоже часть моей Москвы, моей молодой и сочной Москвы, где мне только -надцать.


В возраст 'молодой женщины' я попадаю прямиком из объятий у Арбатской в домашние объятия, где в одной руке пакет из н&м, а в другой серьёзное белое вино, которое забалтывает нас до глубокой ночи. Мы, кажется, едим сыр. Уже без помады и даже в пижамах, но под уютно-богемный джаз-фм. И нам уже никогда не будет больше лет, 'дальше мы навсегда останемся молодыми'.

Мы можем находить или терять внутреннюю свободу, но пижамные штанишки свободно-голубого цвета вряд ли станут нам малы, а значит и с внутренней независимостью не всё потеряно. Всё потеряно не может быть вообще ни в каком случае. Если вам так кажется, то выпейте вина. Тогда на ум придёт какая-нибудь шальная идея, или захочется потанцевать. А это уже что-то.

Я недавно разбила бокал в грузинском ресторане. Так нелепо продырявила ему бок одним нелёгким движением руки. Глаза АМ сделались круглыми, а потом закатились, а потом и прикрылись рукой. Было (как обычно) неловко, но весело, и, главное, спокойно. До тех пор, пока безобидные глупости спокойно творятся в присутствии другого человека, можно быть уверенным, что рядом правильный человек. Правильный человек за руку вёл меня по набережной и рассказывал про пати-бас, который он однажды тут видел, ухмыляясь бронировал столик в Пробирочной и делал свои безобидные (кусь) глупости.










За это и хороша была осень. За возможность совершать что-то несуразное и с улыбкой вспоминать это утром, а следующим вечером — рассказывать это. За это и хороша была осень. За то, что было с кем собраться и с кем нырнуть в тепло кофейни/бара/квартиры из дождливо-промозглых объятий ноября. За то, что под разливающееся по телу тепло можно было говорить о том, что происходит. Можно было улыбаться и щурить глаза, откидываться на спинку стула и поджимать ноги под себя, отчаянно жестикулировать и даже плакать. За возможность разделить эту осеннюю пилюлю ее можно было пережевать и расплакаться от ее горечи, от ее угнетающей сырости и натяжения струн собственных нервов. За возможность поддерживать свой внутренний огонь с помощью таких же затухающих под осенним ветром огоньков, эту осень стоило пережить.

Ещё в июле я услышала, пожалуй, самую жизненную поэтическую строчку: "Затянулся ноябрь на шее". Мы с этим декабрём ещё болтаемся на этой веревке, просунув спасительные ладони между шеей и ноябрём. Дышать гораздо легче, снег пока не завалился за шиворот. Туда только иногда падают ледышки, но тают после обжигающе-холодного прикосновения. Нужно ещё немного сил, чтобы развязать эту осеннюю удавку, но сначала надо восстановить дыхание и уверенно приземлиться на обе ноги, избежав возможного смачного падения прямиком на задницу.

celebrate the summer

Жара спадала. Коврик какого-то кораллового цвета, папин контейнер с яблочками. Я разливаю грузинское вино по грузинским пластиковым стаканчикам на жесткой траве казахской земли. Тёплые шторы листьев давали нам возможность видеть друг друга не щурясь, хотя я время от времени так делала - щурилась от удовольствия. Тух-ту-дух-тух. Глухо за нашими спинами железом по железу гремит состав, из-за веток я отчётливо вижу каркас железнодорожного моста. 

Л, такая солнечная и летняя с до сих пор новой (как по мне) стрижкой, устанавливает камеру, говорит о том, какой удачный свет и фон.

Это мы удачные, как удачное сочетание овощей в салате, как удачно подобранная одежда, как удачно сочетающиеся треки в микстейпе, как удачно пойманный кадр. Л аккуратно проводит пальцами по 'бокальчику', почти трепетно. Ухмыляюсь мысли, что у нас, как у заправской семейной пары, один сервиз на двоих. 

Кадр за кадром, наши общие носки запечатлены, как и многие вещи, которые у нас общие. Мы друг у друга - общие. Правда, А. теперь законно больше принадлежит Л., чем мне. Но я не спорю, у меня тоже есть уникальная монополия, на ту же букву, к слову. 

Этим летом у меня было так много А. Его, по-хорошему, было так мало, но в сравнении с моими зимними приездами, которые были совершенно учебными для него, мне просто выпал джекпот этим летом. Я подпитывалась музыкой, присутствием и историями, которые рассказывал А, мне так было хорошо, что он был и есть, и каждый раз приходит с таким видом, словно он недорассказал вчера какую-то совершенно глупую деталь из большой истории, которую я обязательно должна услышать. Это дитё андерграунда позволяет мне всегда чувствовать себя очень взрослой и очень ребёнком одновременно, потому что заботится сам и одновременно нуждается в моей заботе, пусть иногда и довольно незаметной и практически беззвучной. 

А. доедает яблочки, его знаменитая, почти фирменная джинсовка болтается на плечах у Л. Наши расставания перестали ранить и кусаться, наши расставания потеряли значение прощания, как мне кажется. 

Do you want to go to the seaside?

"Атсана - 45 километров"

Что? Астана? Ах, нет же. Найти Астану на просторах Грузии было бы слишком большой неожиданностью для моих по-детски безмятежных каникул. Сегодня, в мой неВинный четверг, я пью гранатовый сок и ем таблетки, потому что жизнь все никак не может меня научить, что я не уживаюсь в жару с кондиционерами. Северные степи, кажется, были бы более здоровым вариантом для меня, но уже второе лето подряд я тянусь в жару и непременно такую одурманивающую, что без кондиционера начинаются зрительные галлюцинации и диалоги на одного.

Итак, сегодня я не пила вина и не мочила ноги в море, поэтому, чтобы хоть немного подправить репутацию этого четверга, я пишу. В лобовое стекло минивэна заглядывает уже пятый дорожный знак 'Осторожно, крупный рогатый скот', знаменующий очередное коровье нашествие на батумскую трассу. За исключением коровушек, оконные рамы открывают действительно захватывающие ландшафты. Если быть по-журналистски точной, ландшафты скорее пасторальные и деревенские, все с теми же рогатыми стритрейсерами, но для человека, который из окон автобусов чаще всего видит просторы казахских степей и 'преддверие' Омска, зеленые рощи перемежающиеся пальмами — просто верх визуального блаженства. Море разве что лучше, но 'море' само по себе синонимично слову 'экстаз'. Но вернёмся к грузинским дорогам.

Хочешь узнать страну — пройдись по ее дорогам. Это никто (вроде) не сказал, это я только что придумала.

Тёмные деревья человеческими силуэтами возникают на туманном фоне гор. Ещё утром здесь была трехслойная аппликация: близкая лиственная гора, дальше выглядывает изумрудная, а расплывчатая синяя прячется за ними и плавно перетекает в небо. Мелькали фары, интернациональный дорожный символ, привет всем путникам и беглецам. А перед моими глазами мелькали дневные картинки двухэтажных домиков, сменяющих друг друга и передающих лестничную эстафету: у каждого следующего — угловая лестница, ведущая на террасу на втором этаже, где сушится неизменное пестрое белье. Терраса отделена огромным оконным проемом, без ставней, с потертыми рамами. Закруглённые перила с облупившейся краской, выгоревшее на жарком солнце дерево оконных рам, разбухшие от тёплых и дождливых гроз ступени, тоже деревянные. Из улицы в улицу, из дома в дом, по дороге из Батуми в Кутаиси пестрили, как сушившееся белье, эти идеально-старинные жилища со своей уютной потертостью временем, погодой и людьми. Думалось о том, что старина привлекательна только пока это не твоя страна. Облупившуюся краску на веранде хочется рисовать, если это не твоя веранда. В обратном случае — хочется только сделать ремонт. Тот, на который не находится времени или средств, и твоя старая веранда бесит тебя своей старостью до глубины души. Хотя у меня нет вообще никакой веранды, и от домика в предместье Кутаиси я бы ой как не отказалась.

Солнце садилось над батумским побережьем. Меня все-таки усадили на небольшой мопед с Ал., и мы быстро ехали по бульвару в каких-нибудь пятидесяти метрах от моря. Сонливость проходила, мимо мелькали пешеходы и велосипедисты, Ал. вёл так, словно его водительский стаж превышает его возраст. Мы пришли к выводу, что не хватает музыки. Не особо люблю Лану Дель Рей, но если бы она играла, я бы чувствовала себя немного как в клипе. Мы обогнали квартет энергичных женщин в паранджах, нас обогнали парни с бОльшим зарядом аккумулятора, туда-сюда сновали грузинские семьи с кучерявыми глазастыми детьми, строго соблюдая правила велодорожки. К слову, они тут были повсюду, особенно в старом городе, и хочешь-не хочешь через пару недовольных сигналов в спину, ты тоже присоединяешься к законопослушным пешеходам и начинаешь уважать право велосипедистов на пустую дорогу. Моё акульное платье храбро противостояло ветру. Ал. спокойно и вежливо кивал тем, кто пропускал нас вперёд. Солнце садилось над батумским побережьем.

Мужчина включил музыку в автомате. "Очень громко, ну зачем так?" – протянул папа. Действительно, громко. От "Чито-Маргарито" и времени суток кафе сразу приобрело какой-то кабаковый оттенок, люди заговорили громче, звонче зазвенели бокалы, гуще стал сигаретный дым. Взрослая женщина принесла заказ, мы подняли бокалы. Это был, кажется, мой первый полноценный ужин. В последний полноценно грузинский день. Мы продегустировали хачапури и хинкали, а я нашла своё белое вино, которого, к сожалению, не было на разлив. Наполняя пакеты 'эликсиром' (цитата), пожилой грузин предложил мне хванчкара (хванчкару? Оно вообще склоняется?), который я смогла только продегустировать, но зато на собственном опыте поняла, почему хванчкара — королева полусладких красных вин Грузии.

Дегустация, как и ожидалось, была на каждом шагу. Что было менее ожидаемым, так это книжные магазины, букинистические развалы и заведения по типу 'книги-вино'. Мою коллекцию пополнил 'Фауст' в немецко-английской версии, хоть одну из которых я надеюсь однажды осилить. А ещё стикеры. С Маленьким принцем, грузинскими афоризмами и Кэмбербетчем. За семь дней моего пребывания у меня накопилось 5 пакетов из Books in Batumi, а девушка-продавец показывала мне самые забавные фразы из огромной стопки наклеек. Я вот поняла свой главный критерий оценки любого нового города. Невероятный, спокойный, умиротворенный, живой, крикливый, сонный, закрытый, — каждое прилагательное может характеризовать место как с плохой, так и с хорошей стороны. Но когда заглядываешь за стекла низких окон и на балкончики с цветочными горшками самых квадратных и круглых форм, когда покупаешь арбуз в магазинчике у дома, когда бегаешь по берегу и идёшь плавать по гальке бестуристного пляжа, когда ищешь и запоминаешь, где продаётся вкусное мороженое, а где — базар с фруктами. Когда хочешь приехать со своей рутиной и переплести ее со здешней действительностью. Вот это и есть высшая похвала городу, бесспорная и безоговорочная.

Звякнул колокольчик. Мы с мамой оказались в кондиционируемой комнатке магазина Alter Socks. Худая девушка с малиново-красным лохматеньким каре приветливо улыбнулась из-за кассы, а мы с мамой стали рассматривать трикотажные версии Ван Гога и Фриды Кало. Остановив свой выбор на хачапурных носочках и паре астрономических для Ал., мы поболтали с продавцом, которая почему-то решила, что мы знакомы с их акциями (мы не были), а после моего 'Ооо, это что у вас тут стиииикеры?', она, на секунду задумавшись, положила в наш пакет стикерпак с крылатыми носочками и доверительно улыбнулась.

Вечернее море было каким-то шебутным. Как ребёнок, который одновременно хочет привлечь внимание и уже немного устал от этого, оно хаотично выплескивало разношерстные волны на безразличную к его волнениям гальку. Темнело. Я сидела на полотенце поджав коленки и чиркала карандашом в блокноте. Парень по соседству чиркал — зажигалкой, а его спутница задумчиво курила, разбрасывая крошечные кометы пепла на все ещё безразличные камушки. Слева две фигуристые-длинноногие красавицы фотографировали друг друга уже с полчаса. Я следила за их плавными движениями и довольно заурядными позами, продолжая радоваться своим крутым носкам. Будь я такой 'девушкой', я, наверное, чем то другим восхищалась. Хорошо, однако, что меня больше интересуют носки с хачапури, чем фотосессии в купальниках.

Виноградные лозы, соединяющие балконы соседей, как бельевые верёвки, пестрящие майками-шортами, соединяют соседские дома. Ступеньки, ведущие куда-то на крышу, и собаки, которые если не домашние и породистые, то дружелюбные и очень опрятные. Книжные магазины, винные магазины, книжные магазины с вином и домашними лимонадами. Незапертые входные двери и машины, которые 'открой, а, и выбери себе арбуз'. Статные грузинские женщины и молодые худенькие девочки. Велодорожки. Субтропические ливни. Соленая морская вода.

Вот что мне увиделось в буднях грузинского города на черноморском побережье.

Hot&cold

7 8
Бумс! Потирая ушибленную голову, я вернулась в ровное сидячее положение. За плотным автобусным стеклом ровно уплывала вдаль неровная дорога, а справа степь уже превращалась в зеленые холмы. Мы два часа в пути, большую часть этого времени я силилась опубликовать пост. Как это работает? Как только ты спланируешь все до деталей и деталюшечек, все обязательно пойдёт не так. Так было и сегодня, и я пробуждала все своё внутреннее умиротворение, чтобы не бурчать и не сидеть с кислой миной. Просто так, из вредности. Тем временем дорога уносилась вперёд и становилась все более ухабистой, поэтому незапланированные столкновения моего лба с оконным стеклом происходили все чаще и чаще. *** Первое, что бросилось мне в глаза на фоне старого доброго пейзажа дома отдыха Кристалл, — футболка С. С был спортивным инструктором, ведущим вечерних мероприятий, организатором экскурсий, судьёй всех матчей дома отдыха, знатоком местных гор и даже царем морей (озёр?) каждый день Нептуна. Так было, когда мы приезжали сюда ежегодно , в мои 10-14 лет. Тогда я тоже старалась быть везде и всюду, и обязательно подружиться с классными ребятами, и чтобы они тоже непременно считали меня классной. Не сказать, что эти принципы кардинально изменились, но вот С, кажется, поменялся ещё меньше. Вплоть до футболки - белая с зеленой, желтой и красной полосой и надписью Los Angeles и номером 23. Возможно, он надевал ее только здесь, в тихом доме отдыха в горах, будить и активизировать который приходилось ему. Права я или нет, вечером на чайхане были все те же мероприятия и конкурсы, детей так же просили увести со сцены, а с лавочек, которые, естественно, были выкрашены чуть ли не той же самой краской, спешили заботливые мамы к своим пританцовывающим чадам.

11 8

Когда тебе чего-то хочется или по кому-то скучается, слух обостряется особенным образом. Из текста выцепляешь только нужные слова, которые раньше произносились или невнятно, или как-то не привлекали внимание. Но сейчас из монотонного шума музыки, дороги и шин кто-то выкрикивает слово: обязательно лаконичное и точное. Тогда сто раз переслушанная песня, играющая фоном, выпаливает конец фразы и завершает твою мысль. Интереснее этого только сравнивать обрывки саундтреков: что думалось, когда ты в прошлый раз обратил внимание на слова, и что они кричат тебе теперь. Как правило, это все те же строки про то, как все непонятно, но все изменится в лучшую сторону, и ещё вот это: 'я обещаю', или 'солнце ещё взойдёт', или все те избитые песенные строчки, мелькающие в любом плейлисте, хотя бы в одной песне. Но какое дело до попсовости этих слов, если это так созвучно тому, что чувствуется и думается прямо сейчас ***

В наушниках бодро и метафорично пели Two Doors Cinema Club. О небесных телах или, как обычно, о делах внутриатмосферных, сегодня они были анти-гимном погоде в Павлодарской области. 'Солнце' в наушниках, пожалуй, было единственным солнцем, а низкое бесцветное небо больше походило на то, что видели пассажиры станций электричек в 'Норвежском лесе'. Последние пару дней в Кристалле нордическая горная прохлада бесцеремонно прервала жаркий летний марафон, окутав территорию северным туманом. Это был холодный компресс для моей перевозбужденной встречами и переездами головы, поэтому лучшей локации для того, чтобы выспаться и побездельничать, придумать невозможно. В моем случае, разумеется. Из городского гула перемешанного с мыслями о том, что ещё надо сделать то, и то, и то, меня откинуло в лёгкое предтинейджерское время, когда неделя в Кристалле была топ-событием лета. Когда близлежащими делами были покупка школьной формы и канцелярии, дело это было волнительным, оно как будто задавало тон всему учебному году, а это, как и все новое, очень волнительно. А от казахской литературы и физики пока можно было закрыться неширокими полями белой шляпы и потянуться на лежаке.

С тех времён во мне точно сохранилась веснушчатая бледность и любовь к синим купальникам. С трудом преодолевая сопротивление воды, я выбралась на пляж и, сверкая своими не опалёнными казахским солнцем бёдрами, прошествовала к лежаку и плюхнулась на него. Холодные брызги от мокрых волос и купальника, самого синего купальника за всю историю меня, приземлились на горячий рыжий песок. И спряталась от всех мыслей о грядущем в книге с морозным названием. Виноват резко-континентальный климат или я со своим чтивом, но на следующий день первое, что я увидела из окна комнаты, был туман, укутавший внушительные горы по самые щиколотки. На грани осязаемого камня и сметанообразных облаков был лес. Хвойный. Холодный. 'Норвежский', как гласил заголовок книги. ***
Охлаждающий компресс был подан вовремя. Сразу после жарких городов на А: Алматы и Астаны. Был ещё П - Павлодар, но это был Полный Провал (или другое слово на букву П, например, северный пушной Писец, который бы разделил моё негодование этой температурной истерики моей родины). Но А - Астана и Алматы - были солнечными и авантюрными. И если Астана и Алматы — это Москва и Питер (Р, тут ты должна понять, что ты вдохновила меня написать о твоих городах), то я снова на стороне суеты. Как и в случае с Москвой, я за Астану. В сравнении с Алматой, разумеется. Три дня омрачались только одним фактом — я просыпалась непростительно поздно. Мой внутренний странник отчаянно топал ножками, тормошил меня по утрам и угрожал совестью, но обессиленное полной на эмоции Москвой тело требовало сна после долгих прогулок и негромких аудиенций на кухне в тишине хостела на Масанчи. После пробуждения мы мирились и перевоплощались в одного полноценного странника и сквозь изматывающие воздушные коридоры пробирались по городу.

После наступления темноты мы находились с Ф и тут же терялись в разговорах и в новых (для меня) локациях. Каждый раз, когда мы все-таки встречаемся и разговариваем, мы говорим так, как будто мы очень близкие люди и незнакомцы одновременно. Я часто как будто суммирую и переосмысливаю происходящее, рассказывая это так, словно больше мы никогда не встретимся и не сможем припомнить друг другу моменты каких-то откровений. Я, так делаю я, как будто иначе нельзя. И кажется, что Ф делает точно так же.

***

Но это было ночами. Пока светило солнце я сама себе была гидом, фотографом и аниматором, выгуливая себя вверх-вниз по асфальтовым улицам, которые, казалось были сотни раз расплавлены полднем и сотни раз остужены мягкой полночью. В старых домах теплились истории, а лица прохожих, не всех, но многих, были на одной волне комфортного южного стиля жизни. Добираясь из секонда до Меги пешком, я не могла не вернуться в прошлое. Я щурюсь на солнце. Своей белой кожей, впитавшей несколько слоёв крема от загара, я привлекаю внимание идущих навстречу людей. Со всех сторон — жизнь. Маленькие уличные кафе, вывески с рукописными афишами, коробки и подстилки с любой несусветной мелочью, которые можно приобрести прямо на улице. Ребятишки в резиновых шлёпанцах, снующие туда-сюда. В памяти невольно всплывает веселеющая Касабланка, которую я храбро открывала всего год назад.

А потом прохлада. Потом воздух, который охлаждается и разряжается с каждым метром. Горы. На Медео я случайно познакомилась с двумя киргизскими девочками и их гостями Д из Вашингтона и В из Франкфурта. О девочках могу сказать только одно — приехав на Чимбулак, они не ушли дальше того места, где нас высадили, и остались делать сотни селфи изменяя наклон головы и, не знаю, уровень игривости в глазах. Чтобы вы понимали, это вся информация, которую я могу о них дать, чтобы никого не обижать. Д и В оказались более бродильными и менее глуповато-восторженными собеседниками. С ними мы забрались повыше и обсудили все, что обсуждаешь с незнакомцами/иностранцами/свежезнакомыми иностранцами. От происхождения и лингвистических способностей до путешествий и неочевидных гендерных различий. В сарказмировал совсем как немецкий Л, а я одерживала маленькие англоязычные победы, когда ребята смеялись над моими шуточками, и ужасно гордилась собой. На обратном пути я снова 'вернулась' в Марокко, на этот раз в Шефшауен. Извилистая дорога, каждый ухаб и поворот которой добавляет скорости и адреналина нашей вагонетке на Американских штоках - на этот раз с настоящим американцем. Мы с В хихикали над киргизскими девочками, водитель молча усмехался. Вечерело. Шефшауен? Нет, все ещё Алматы, но какая точная цвето- и светопередача. Такая, что захотелось проснуться первой на матрасе, поползти ставить чайник и насладиться теми минутами тишины , перед тем когда хорватско-египетско-китайская кулинарная бригада не вмешает меня в наступивший день. *** Астанинские сутки были поживее и в компании мамы, но и с Астаной мы уже хорошие знакомые. Города такого типа вызывающе-очаровательны. Широкие улицы, белоснежная 'зебра' пешеходных переходов, оживлённые дороги в несколько уровней подкупают, подкупали и однажды, будьте уверены, рассчитаются и заберут меня насовсем. Тут ничего объяснять и не надо. Если Алматы - уютно и по-южному гостеприимно, то Астана - свободно и независимо. На мой не до конца разобравшийся, но уверенный взгляд. *** После жарких городов — охлаждающее горное озеро, понижающее столбики термометров, успокаивающее мысли, тихо убаюкивающее после опьянения коктейлем из свежего воздуха. ***
Сегодня утром, в электричке до Астаны, уже подостывшей, я не могла оторваться от компании ребят на соседних сидениях. Неуловимое и очаровательное было в тонких чертах лица парня на 23 месте и забавной неуклюжести его соседа на 24. Спокойный парень с крутой стрижкой на 28 оттенял трёх своих друзей спокойным выразительным голосом, а девушка с 27 кресла была похожа на Мидори из книги, страницы которой я перелистываю в поисках подходящих мыслей уже вторую неделю. В ней была какая-то притягательная острота, что мне было даже не по себе от того, как много я смотрю в их сторону. Вспомнив, что друзья астанинской К отправлялись в Павлодар, я на секунду поверила, что это именно они, уже возвращаются в Астану. В свою (иллюзорную?) свободу и независимость. Такие живые, что хочешь - не хочешь, а сон снимает рукой и мысли какие-то хорошие в голову приходят. Как хочется писать после прочтения чего-то очень эстетичного и настоящего, как хочется петь после правильных саундтреков в наушниках. Как хочется лететь/ ехать/ стучать по рельсам хоть на край света, хоть раз взглянув на цены на билеты и бросив вопросительно-призывный взгляд на своих попутчиков.

Мои попутчики уже ждут меня у выхода на посадку. А я, стараясь не оставить их посадочные где-нибудь по пути, уже ступаю на старенький эскалатор аэропорта Актау.

the one who loves craft

от 1 8

Солнце обжигающе-запекающе медленно превращает неравномерный город в подтаявшее асфальтное масло. Мягко, но безоговорочно подчиняет себе все поверхности, которые добровольно сдаются, запрокидывают лапки и предпочитают превратиться в очередную батарею. Солнечную. Бликующую.

1
9
8
6

Я вижу: 1986 и решетка в асфальте, а под ней — вода, которая бликует, как и все бликует, как и я наверняка бликую. Стёклами очков, серьгой в брови, значком на сумке. Я посылаю сигналы sos во вселенную, но вселенной абсолютно наплевать на мой температурный стресс. Четкими ударами алматинское солнце выбивает из меня Москву.

1986 и знак равенства между этим числом и количеством соображений, которые за последние 10 дней сконцентрировались вокруг одной темы. Поэтому, пока 45 маршрут везёт меня до Ботанического сада, а в форточку забивается ветерок, я пролистываю фотографии и пытаюсь собрать мысли в кучу.

Когда я наткнулась на эту фотографию, меня непроизвольно откинуло на два года назад. 23 августа, вечер, я дописываю письмо для Л. Чемодан ещё недособран, а я неторопливо подбираю мысли, сомневаюсь, добавляя каждое следующее слово в предложение. Звонок водителя — у меня остаётся 15 минут вместо ожидаемого часа. Простыми математическими расчётами понимаю, что они не успеют. Павлодар, конечно, очень маленький, но мы оказались слишком медленными в этой ситуации. Дописываю, вываливаю хаотичный поток слов на лист бумаги. Папа старается успокоить меня, но кроме той мысли, что мы обнялись вчера не так, не по-прощальному, я не могу сконцентрироваться ни на чем, поэтому папины слова пролетали мимо. Спускаемся. Обнимаю всех по очереди, всех, кто успел оказаться тогда возле подъезда. Злобно поглядываю на водителя. А и Л все-таки не успели.

В пятницу ночью я пробиралась по подземным переходам, уже знакомыми дорогами к Домодедовской, к Аэропорту, к А. Прошло уже почти два года с того дня, когда я покинула Павлодар. Я возвращаюсь, я фактически прописана там, я вторая в домовой книге, я всем зависима от этого города, но я все ближе к осознанию того, что я покинула этот город. Я нервно перемещаюсь между земляками, я жду такого же человека, который пошлёт мне сигнал бирюзовой корочкой паспорта. Я жду его, в очках и джинсовке, в которую поместится ещё три таких парня, и наконец вылепляю его из толпы. Он как обычно смотрит по сторонам, рассказывает про кошку, которая агрессивно мешала ему спать, а я понимаю, что А. осязаемый, что А. едет в автобусе к московскому метрополитену. А. приехал ко мне. Можно ли считать, что ты покинул один город, и заполнил другой, если твои друзья приезжают не в город, а к тебе (цитата)? Так или иначе, за два года я научилась обнимать далеких родных так, чтобы если обстоятельства не дадут нам попрощаться, объятия можно было списать на прощальные.

А. тем временем вернулся в Павлодар. А. ждёт старый-новый мир, а мир ждёт старого-нового А. Это новое весьма символично, но весьма волнующе. Для меня, разумеется, как для близкого наблюдателя.

***
Насколько вообще законно класть голову на плечо другу? Какому другу можно? Где эта градация, я начинаю путаться. Где эта грань, после которой голова давит не только на плечо, но и на ваш дружеский статус?
***

Я почувствовала себя дивой, как только круглая печать с глуповатым смайликом приземлилась на моё левое запястье. Нелепо, но я, откинув кудряшки за спину, зашла в зал и стала выискивать свою дивную компанию из двух див на этот вечер. Голые спины в платьях на бретельках, округлые бедра в прямых джинсовых юбках в стиле моего пятого класса, блики стеклянных бокалов, сжатых тонкими пальцами. Все-все как на концертах Золотухина.  Даже Золотухин (!). Пока он в компании другого В. одевал слушателей в пространство и готовил их к разочарованиям-очарованиям, я присоединилась к Р и К, которые же покачивались в такт музыке, звучавшей для меня совершенно по-новому в этот вечер. Для Р и К Золотухин был таким непосредственно прилагающийся к дружбе элементом. Р была моим Колумбом полтора года назад, и для меня его музыка по-своему наша музыка. Теперь мы пересеклись здесь вчетвером: трое, связанные аудиозаписями в концертной версии, и исполнитель этих концертов. И пусть мы с К знакомы очень немного, в бар мы шли очень уж дружеским шагом. Мы шли к Говарду.

Howard loves craft. "Howard loves craft" на Тверской до 24 часов. А кто ж его не любит? Я, по крайней мере, ещё не промахивалась с выбором любителей, с которыми мы поднимались по ступенькам сосем не пабоподобного бара. Такая светлая кухонька, с забавными картинками, деревянной мебелью и подстаканниками. Такая кухонька, где можно сидеть только с друзьями. Здесь оказались мы с АМ и наши ближайшие друзья, которых занесло в Москву синхронно, как и идея познакомиться пришла нам довольно синхронно. Темного пива с мягкой пенкой становилось меньше, мы хихикали, а я все думала, что я открыла это местечко для себя, когда гуляла с АМ в июне. Мне тогда хотелось (надо было) его напоить, а потом хотелось разбить кружку об его голову (внезапные каминг-ауты, особенно в шутку, не всегда хорошая идея. Особенно, если в истории замешан некий Тимофей), но речь вообще-то не об этом. Эта была наша единственная дружеская вылазка, и вот мне интересно, получилось ли у нас быть друзьями. Это из разряда тех вопросов, когда обратно уже не вернуться, да и не хочется. Это из разряда 'А вдруг'. Мне тогда впервые пришёл один вопрос важный в голову: как много общего нужно иметь, чтобы быть друзьями? А на сколько больше/меньше объединяющих факторов должно быть у двух человек, чтобы получилось что-то больше дружбы? Так или иначе, если я наконец посмотрю те сериалы, которые, кажется, видели все, то я смогу становиться более универсальным собеседником и, может быть, другом.

Прошло уже много времени с того момента, как я решила написать этот пост-попытку-уложить-мысли. Получилось не очень складно, зато именно так как в моей голове. Повышение температуры не способствует писательству, как и кое-что другое, что так верно подметила Р. Даже сейчас, в полночь, на балконе, в Павлодаре,  я сконцентрирована на этих двух факторах, я как всегда сконцентрирована на людях. На тех, что дают мне баллончик с краской и зовут заниматься вандализмом. На тех, что заранее зовут меня на смузи-вечеринки.

На тех, кто вздыхает, ревнует, влюбляется заново, на тех, кто просит помощи, и тех, кто помогает мне. На тех, кто ждёт меня у парикмахерской, и тех, кто показывает мне Сатурн в телескоп. Люди, которые ежедневно есть вокруг меня, с которыми я делюсь эмоциями и силами, вы, конечно, забираете практически все к концу дня. Это то, что я поняла за последние пару лет и за последние пару месяцев особенно. Ты или остаёшься при своей энергии, или постоянно барахтаешься/ныряешь/балансируешь в том, что дают окружающие тебе в ответ. И, черт возьми, я бы сдохла от передозировки или от одиночества не будь я такой транжирой собственных сил. Была бы отдохнувшей, конечно, но такой отвратительно-бездельно бесполезной.

Простые июльские радости

— Пусть  богемской жизни будет ровно столько, чтобы она не переставала приносить удовольствие.

Виношный ‘дзыньк’, кусочек казахского шоколада, пижамные шорты с распродажи, бесплатный плед из аэропорта Шарль де Голля, съемное жилье на границе со МКАДом. Фицджеральд на пресловутом пледе — книга в мягкой обложке, и с каждой страницы слышится «богема-богема-богема». Семнадцатилетние красавицы скучают в своих 19**-х, подающие надежды юноши увиваются за ними и разочаровываются их пустотой, состоявшиеся мужчины напиваются дорогим, но все еще опьяняюще-похмельным виски. Все так прекрасны, и так сладостно несчастливы в своём великолепном двадцатом веке на страницах небольшой книги в русском переводе. 

Мы с Р сидели сегодня на Маросейке. Мне иногда кажется, что здесь не бывает спокойных вечеров, и сегодня мои догадки подтверждались. Прохладный вечерний воздух разбавлялся алкогольными парами и неуместными комплиментами. Жизнь циркулировала, а мы степенно уплетали наши чизкейки и запивали это дело фруктовым чаем, изредка поправляя иногда непослушный чёрный верх наших сегодняшних одеяний (одеяния у каждой, конечно же, были свои, а вот ткань, похоже, родственная). Мы обсуждали тех людей, которые не торопятся и вроде живут себе в удовольствие, но с другой стороны так лениво и неохотно. Слово «пресыщенность» мелькало в нашем диалоге, и мы прикрепляли его к моделям поведения и образу жизни, хотя так делать не всегда очень хорошо. 

Позавчера мы с АМ брели переулками от полуночной типографии на Пушкинской до Патриарших. Там, знаете, такие богемские улочки, именно богемские. Шифоновые, кожаные, лакированные. Там огромные бокалы дорогого вина бьются так звонко, будто  чем звонче – тем пьянее, насыщеннее и ярче. Ярче светят лампочные гирлянды. Яркие блики отбрасывают вилки со сладкими произведениями искусства на своих кончиках. Яркий свет фар разрывает тёплый полумрак Малой Бронной. Музыка и смех, мужчины в вальяжных позах на утрированно простых верандах, девушки в кричащих накидках, которые они фиксируют на плечах длинными наманикюреннымипальцами. А мы идем зигзагами среди этих ресторанов, переплывая от одного тёплого островка к другому. Проходим мимо, передавая друг другу бутылку лимонада из такого толстого стекла, что оно могло бы произнести финальный ‘дзынь’, положив конец тонким пузатым винным бокалам. Но у нас свой ресторан, точнее - ‘ресторан’, с салатом из супермаркета на лавочке с закинутыми на нее ногами. У нас даже лампочки свои есть и крюшон тоже свой, хотя и безалкогольный.

(Патриаршие – не Патриаршие без мистики, думаю я, когда я вижу чёрную кошку вдалеке. Она пробегает нам дорогу, а я мимоходом отмечаю, что для Бегемота она слишком женственна и мала. «Она нам дорогу перебежала, да?». Именно. Не только нам: скрип тормозящей машины за нашими спинами активизирует слух, но я все еще не могу разобрать. Сквозь смех АМ расшифровывает мне крик пассажира «ДА НЕ ССЫ ТЫ!», обращенный, по-видимому, немножко суеверному водителю). Люди все такие разные, что аж одинаковые в некоторых вещах, независимо от возраста и материального состояния.

Мне звонит О в отличном крафтово-пивном настроении, и мы договариваемся на утренние общажные посиделки, продуктовым спонсором которых станет Билла, а спонсоры настроения и хороших историй даже не понадобятся. Замотанное полотенце на влажных волосах и истории об очень кинематографичном бармене в чужих-знакомыхстенах под чай  из икеевской кружки. Смех. Балкон. Так просто быть, когда для этого нужно немного. Так просто, когда для тёплых эмоций достаточно простых вещей с их простым теплом, вроде кружки чая/вина (нужноеподчеркнуть), вроде бесцельного сидения на свежем воздухе в тишине, вроде долгих разговоров и объятий. Вроде шуток, повторенных уже не раз и хорошего летнего утра, приправленного голубоватыми облаками. 

Богемские истории так вкусны на страницах у Фицджеральда, что удовольствие от них, кажется, достаточно и в бумажном формате, без смеси эпох и выведения гибрида из американской литературы и реальной жизни.

Рок'н'рольчику, пожалуйста

от 1 7 17

Шесть утра. Я давненько не обвешивала себя ноутбуком и рюкзаком, я давненько не надевала юбку. Я подпеваю роллингам в честь сегодняшней ночки, в руках — большая пачка круассанов — размахиваю ими, спускаясь по Красной Пресне к станции метро. 'I believe I ride'em on down' — почти так же круто, как Кристен Стюарт в клипе, я чувствую себя сейчас, подпевая вполголоса бодрым старичкам в моих наушниках. Последние сутки были какими-то рокнрольными, абсурдистскими и киношными. Это был один из тех дней, когда происходящее кажется мне сериалом, а я умудрилась оказаться тем персонажем, который понимает это гипертрофированную киношность.

Мы были на рок'н'мобе с АМ, мои попытки раздобыть камеру оказались довольно провальными, но это было единственным провалом на сегодня. Разговаривая с М по телефону, я вплыла в толпу музыкантов. Блики от тарелок барабанов, пальцы, скользящие по струнам, режущие интершум парка Горького своими острыми рифами. Как разминка перед баттлом, только тут саунд-чек. Я вмешалась в эту разношерстную банду. Юбка, джинсовка и чёрные очки были все-таки девчачьими, и я волей-неволей представилась себе крутой подружкой музыканта. Имела полное право, в конце концов.

Играли с каждым разом все более дерзко, все более живо, все более 'в удовольствие'. Вокала почти не было слышно, но среди собравшихся все и так знали, что после 'I become' нужно петь 'so numb', а если не знали слов — то знали ритм и для настроения этого было достаточно. Тучи то пропускали солнце, то запирали свет в своих угрюмых объятиях, а в один момент крупные холодные капли начали ударяться об инструменты, напряженные пальцы музыкантов, расслабленные плечи зрителей. Последние, не заставляя просить их дважды, накрылись зонтами и попрятали телефоны в безопасные карманы. Дождь, кажется, только раззадорил музыкантов, и они ударяли по стругам с двойной силой, прыгали и подпевали. На последних аккордах остались только барабанщики с финальными барабанными партиями, а над головами была по меньшей мере сотня гитар и даже одна электро-балалайка. Дождь мочил волосы, отскакивал от зонтов и так точно попадал в ритм. В ритм жизни, которой почему-то было так много в эту секунду.

Уже через несколько часов мы сидели в ирландском пабе в ожидании ТВ, АМ рассуждал о восхитительной пенке на пиве и шутил про бабский вишнёвый алкоголь. Стараясь не быть бабой, я потягивала небабский эль и, как обычно в случае меня и этого алкоголя, думала о книге 'Дверь в лето', из которой я помню только анабиоз и кота, лакающего эль из миски. В мои 12 он представлялся мне крепким прозрачным напитком, вроде рома, и я думала о том, как коты вообще переносят такой крепкий алкоголь, но сейчас, сидя в этом ирландском пабе, я понимала, что эль и коты очень неплохо сочетаются. ТВ не заставили себя долго ждать, и скоро мы хихикали над Т, который взял себе вишнёвое пиво. Сегодня, по самым разным соображениям, я была на другой стороне. А в баре играла музыка, что-то рОковое, так хорошо вписывающееся в музыкальную повестку дня.

Уже в два часа ночи я совершенно отчаялась сделать текст для нгт, позевала и подсела на высокий барный стул за стойку. Л и Б бесились за баром, спихивая друг на друга миссию какаоварерия, в пустом зале периодически мелькали гости из кальянной, в эркере ребята играли в настолки (дискотека ведь). По ушам бил клубняк с русским текстом — я недовольно поморщилась. Приобняв бочкА кружки с какао, я вышла с ней на крыльцо. Было свежо, предутренне, немного пусто. Внутри тепло, и так уже по-домашнему, но это крыльцо всегда встречает меня, стоит мне остаться здесь ночью. Это и холодная первая киноночь, с которой убежало уже два суетных месяца. И "тимбилдинг" через пару недель, когда происходила какая-то вакханалия, а я ещё верила, что смогу не стать частью этого броуновского движения и буду просто наблюдать за быстрой сменой действий, героев, настроений. Тогда утром мне стало окончательно нехорошо от кальянного дыма и я дышала лёгким маем все на том же крыльце, переваривая всю полученную за ночь информацию из пьянных разговоров и табачных монологов. АМ тогда вышел и присел рядом, во второй раз поделившись собственным не-ясно-откуда-берущимся спокойствием. И вот сегодня: внутри 'дискотека' и тусовка у НН, а я просто хочу выспаться и хочу солнце вместо дождя на завтрак. Неужели это много?

Через пятнадцать минут я приземлилась на свой любимый диван в плойке — все такой же разваливающийся и ещё более продавленный. Рядом скучал диджей, а я решила, что спать можно и под 'медлячок, чтобы ты заплакала'. Но уже через полчаса мой слух оживился из-за вступительных аккордов Seven Nation Army, за которой последовали Роллинги, Сплин, Би-2 и дальше по накатанной. Роковый день логично завершился логичной музыкой, начиная воскресенье. Спать не хотелось, солнце выплыло к раннему завтраку. Я брела по Красной Пресне вниз, когда мне пришло точное название для событий последних двух недель. Точнее и лаконичнее не скажешь, ведь там были перемены погоды, настроения, много музыки и людей, а ещё анабиотическое спокойствие, эль и 'кошки'.

Это была Дверь В Лето, только и всего. Пусть не солнечное, но зато душевное-душевное.

Прививки для дурочек

Почти четыре часа утра. Я одета в узкие джинсы, которые визуально делают меня худее, новые фиолетовые кроссовки, новый черный свитшот, купленный на демисезонной распродаже сегодня.

Я лежу на диване, подлокотник у него покачивается. Видимо, его расшатали активные игроки в плейстейшен, свет от которого – моя настольная лампа на сегодняшний вечер. Я максимально сильно обкусала губы и, кажется, съела всю помаду. Когда-нибудь у меня получится красить помаду только потому, что я хочу накрасить губы, а не потому, что я хочу произвести хорошее впечатление. Я хочу перестать искать в каждом мало-мальски привлекательном парне потенциального Своего Парня, который каким-то невероятным образом обязательно влюбится в меня. Немалая заслуга этого принадлежит моей помаде, естественно.

Пальцы запутываются в волосах, я перекладываю одну ногу на другую. Есть мысль вздремнуть, есть мысль поговорить с АМ., но мне кажется, что я порядком поднадоела ему за сегодня. Только сорок минут. Пальцы заводят часовой механизм на экране телефона, стопы закинуты на несчастный подлокотник. Ему и так уже досталось.

Я уткнулась носом в диванную подушку, вокруг меня смешивались звуки вечеринки из кальянной и голоса второго фильма киноночи. «Послушай, не надо все усложнять» — мудро вещал  чей-то голос с экрана. Это была та самая мысль, с которой я засыпала. Сегодня было моё боевое крещение. Так называла это дело я. Бариста и кальянщики кивали мне, с усмешкой прибавляя: И что, надолго ты? Впервые этот вопрос меня поставил в тупик, ну, в смысле, не ясно, как реагировать. Потом я поняла, дело не в моей клевости или супер-креативности. Дело в том, что арт-директорА у них имеют свойство появляться и улетучиваться. Смешно, что замечали мне это и постоянные посетители.

«Все это охренительно весело». Сквозь полудрему ко мне стучится еще одна точная цитата из фильма. Подозрительно странная деятельность, в которую я нырнула с головой четыре дня как, развивается довольно динамично. «А зачем ты на киноночь-то осталась?» — спрашивает НК. Я говорю – первое мероприятие, боевое крещение же, все дела. Он только хмыкает. Похоже, бариста уже настолько привыкли к смене и отсутствию арт-дира, что даже не сильно заморачиваются. 

Тяжелее всего было в первый день. Мне было даже страшно сказать «Привет» вместо «Здравствуйте». Во фразе «Я новый арт-директор» между словами «я» и «новый» стояла куча неуверенных междометий и каких-то виноватых жестов. НБ. отвесил мне полупрезрительное «Ты как моя бывшая», а ВЖ. только пожала плечами и согласилась, что это не очень похоже на комплимент.  А дальше — три дня. Перетекающие друг в друга суетные дни, полные каких-то отвлеченных и самых разнообразных дел, звонков и фотошопа. О да, осваивать фотошоп полукустарным методом – это так в моем стиле, что даже смешно, просто «охренительно весело».

В пять утра мы говорили с АМ., который внушил мне потрясающее спокойствие и уверенность, совершенно не прилагая к этому усилий, и НК., который кидал шутки и пытался устроить тотализатор по случаю моего проектируемого скоропостижного ухода. Они рассказывали какие-то локальные истории, отчего было очень просто и спокойно, после этой ночки полной «А так ты таааааа Таня…ммм» и «А ты надолго к нам?».

Столкнувшиеся ночь и утро застали меня на Пушкинской за омлетом и холодным кофе, который пока не вызывает у меня отвращения. Я взяла еду в маке на вынос, вышла в пустынный сквер и устроила себе пикник на обочине среди дворников и поливалок. На сегодня обещают тепло, но пока утренняя свежесть заползала на воротник пальто и аккомпанировала холодному латте. Я сидела и думала обо всем услышанном и пережитом за ночь. Ничего сверхъестественного. Но очень, слишком, через чур, чертовски много прозы. Это должно пойти на пользу таким романтичным дурочкам, как я, склонным идеализировать реальный мир и придавать особый шарм обыденности. 

Пришла к одному выводу, который снова забросил меня в свежеутреннюю дрёму на Красной Пресне —Все Это Охренительно Весело, Только Не Надо Всё Усложнять.

Средняя полоса России

5 4

Мои неизменные записи в дороге, здравствуйте. В целях экономии энергии я печатаю на старом телефоне и поражаюсь тому, какая огрооомная тут клавиатура. Все-таки к хорошему ли, к плохому, но человек ко всему привыкает. Москва приучила меня к высоким стандартам при моей довольно обычной жизни в ней. Например, к минимуму наземного общественного транспорта в моей жизни, а адские повозки, зовущиеся маршрутным такси, здесь, к примеру, ввели меня в молчаливую истерику. Я предпочла бы вернуться в школьное время и наши с М. поездки домой в мягких микроавтобусах, но вместо этого я в колымаге, вроде тех, что были в Омске при моем первом приезде. Как видите, Омск для меня - оплот всех неприятельских черт российской действительности, о чем я не устану повторять. К моему счастью я не в Омске. Сейчас мое 'здесь' - дорога между Тамбовом и Воронежем, но хронология превыше всего, поэтому Тамбов.

Сквозь облака пробивается солнце, а в наушниках Элвис поет мне про Отель разбитых сердец, что автоматически переключает настроение повествования.

Не писалось мне в  Тамбове, ну никак. Как не пишется дома в Павлодаре. Как часто не пишется в Москве. Остановилась я у своих дедушки и бабушки, которые неожиданно у меня появились. Я уже писала о родственных отношениях, которые вроде есть и есть, и никуда их не денешь. Но тут ситуация забавная: я объявилась внезапно для них, в своем восемнадцатилетнем возрасте, что в среднем на 15 лет меньше возраста их детей и на столько же больше их родных внуков. А у меня просто никогда не было родственников, которые бы не знали, что творилось со мной до переезда в Москву, которые бы узнали меня уже взрослым (относительно!) человеком. В общем, наше с ними общение строится в довольно интересном ключе, но самое классное, что мне очень комфортно с ними. А от комфорта со мной случается неписательство, хотя несколько вещей уже просятся на клавиши.

Итак, Тамбов. Я чаще слышу это слово в контексте Тамбовской губернии и чего-то такого девятнадцативекового. И он оправдывает мои ожидания в стиле Российской империи, причем самой неимперской улицей. Моей точкой отсчета здесь стал угол Московской и Советской. Это небанально для города, где центром всего и всея является центральный рынок. И вот, ежедневно оказываясь на Советской, я брожу вдоль двухэтажных купеческих особнячков, вчитываясь в таблички и вывески, и с удивлением выхватываю из толпы лица иностранцев (!!!). То есть, серьезно, я так много арабов и турков последний  раз видела в Марокко. Следующие здания, стоящие в рядок, доступно разъяснили мне происходящее: мак в торговом центре, Тамбовский государственный университет и еще киосочек с шаурмой. Я тут же вспомнила прошлонедельных иностранцев из Краснодара, Воронежа, вот оно как. Остается только один вопрос, почему же тогда в Москве, в МГУ, одни китайцы? Тем не менее, есть среди них очень милые, например те, с которыми у нас физра. В прошлый раз они угостили нас клубникой которая была типа... сухофруктом? сухоягодой? *лингвистическая неудача* оставим это.
Еще недавно, когда мы с С. ходили на репетиции бала, наша дорога обратно к метро проходила через один интересный перекресток. Он был обычным, но светофор там загорался одним цветом во всех направлениях. То есть, или только едут машины, сначала с севера на юг, потом с запада на восток, или транспорт стоит,  а пешеходы идут во всех направлениях. Мы переходили дорогу по диагонали и говорили, что в Нью-Йорке много таких перекрестков. Так вот к чему я: Тамбов - это маленький Нью-Йорк в вопросе перекрестков, тут больше половины светофоров функционирует именно так.

Вчера я нашла довольно миленькое место, наверное я могу назвать его чайная. Оно называется Тимофейня, там много стильных-винтажных-музыкальных штук, а еще совушек, думаю П. с группы бы заценила это местечко. Самым классным, кроме кулонов в этническом стиле, разумеется, было огромное количество самого разнообразного ароматного чая. А еще улыбчивая бариста. Пока я сидела за ноутбуком, в комнату спустились парень и девушка, помахали баристе и приземлились на высокие барные стулья у стойки. По шуткам и болтовне обо всем и ни о чем я поняла, что эта троица если не лучшие, то просто очень хорошие друзья. Я с удовольствием оказалась бы в такой ситуации со своими друзьями, типа уютное место, чай, музыка, разговоры, о чем не преминула поделиться с Л. и А. Это было бы чертовски круто.
Покинув Тимофейню, я пошла в кинотеатр, день кино в котором удачно совпал с моим желанием посмотреть мультик. Чтобы сократить маршрут я пошла через рынок, тот самый, "такой большой и такой центральный". А что там? А там китайская дешевая одежка, овощи, торговки в потертых пуховичках, грузчики-нелегалы и прочие представители базара. Я как-то слабо вписывалась в обстановку, поэтому прибавила шаг, а сама вот о чем подумала. Арабские медины, базарные площади на востоке, европейские ярмарки, все это вызывает у нас такой здоровый интерес. Мы покупаем там безделушки и фрукты, фотографируем колоритный быт и местных жителей. А наши базары, как правило, ни интереса, ни восхищения не вызывают, хотя цель у них с мединами-ярмаркми одна. Как хорошо весь мир сделал собственную обыденность почти национальным брендом, как не справились мы с этой задачей.

Впереди уже показались новостройки, а машины окружили наш автобус. Мы почти приехали в Воронеж.

9 4

А пока поезд начинает ехать, пока колеса постепенно ускоряются, пока соседнюю боковушку со столом никто не занял, я энергично печатаю текст про Тамбов. В тишине на ближайшей станции только моя клавиатура нарушает сонное умиротворение вагона. Клац! Клац! Я и не думала, что клацаю по буквам с такой быстротой. Помимо ритма, который я выстукиваю, голоса двух интеллигентных соседей отчетливо слышны в тишине:

- Вот иногда так хочется с тобой, Юрий Владимирович, поговорить...
- Ну, так говори...
- ...а ты вре-е-едничаешь...

Интеллигентные, вероятно, не совсем трезвые соседи (поездка двух мужчин с Махачкалы до Москвы в плацкарте в совсем трезвом состоянии, кажется, сломала бы пространственно-временной континуум) рассуждали о чем-то глубоко философском. Оторвались только при моем появлении, вежливо поздоровались со мной кивком головы и вернулись к рассуждениям. Как минимум трое не спали в нашем вагоне. Плюс проводница. Та самая проводница, с которой я ехала из Тамбова осенью, взрослая коренастая женщина со светлыми крашеными волосами, темными глазами и издевательски-насмешливой улыбкой. Но вообще она милашка, она меня даже узнала (!).
Закончив выстукивать истории о недостатке развлечений и переизбытке церквей в Тамбове, я решила навести ревизию в своих фотографиях. Обнаружив солнечные воронежские фотографии, я перемотала пленку на четыре дня назад.

В Воронеже я была катастрофической неудачницей, какой я давненько не бывала. Мама говорит, что это от эйфории. Звучит довольно забавно: Воронеж и эйфория в одном предложении, но мама как обычно права. Там было такооооооое потрясающее весеннее солнце и такие милые люди, в этом мне невероятно повезло. Но только не с ориентацией на местности - мой навигатор дал сбой, а топографический кретинизм обострился, так что я уезжала на одну остановку дальше, заходила в следующую дверь, вместо необходимой и зачем-то ходила кругами. Это были сутки обожженной меня: во-первых, я с дуру подзагорела на ошарашивающем солнце, далее - я так энергично хлебнула кофейку, что обварила себе всю полость рта ко всем чертям, еще пару дней вкусы едва различала. Я, конечно же, обожглась об светильник над кроватью и облила себя кипятком в душе. П о т о м у ч т о я м о г у. Ну, и под занавес,  я разбила экран телефона вдребезги о кафельный пол, доставая его из кармана. Я шла по улице и держала в руках два телефона - старый и новый - оба с разбитыми экранами и думала "Ну не умница ли я?"

Погода на улице тем временем становилась все теплее и солнечнее, а злость на себя переходила в самоиронию. Я довольно спонтанно и быстро поменяла экран (простите, темные очки, в другой раз), а душевный разговор с мастером телефонов поднял мне настроение. И так, будто ничего не произошло, я отправилась гулять. Город оказался довольно большим и живым, на два берега - в стиле Новосибирска, просторным и полным воздуха - в стиле Минска. Я сидела на площади Ленина напротив театра оперы и балета. На ступеньках сидели, стояли, жали друг другу руки и слушали музыку хипстероватые ребята, а я с улыбкой думала, что на площади Ленина у театра в Новосибирске можно встретить точно такой же контингент, даже забавно. Мне очень хотелось писать письма и петь на улице, хотелось разделить с кем-нибудь этот пропитанный настоящей весной день.

Я все слонялась по городу, натыкалась на многочисленные цветочные киоски и пиццерии, что немало удивляло меня. Такое чувство, что здесь только едят пиццу (на центральных улицах я насчитала 18 пиццерий) и дарят друг другу цветы (тут, как дома, есть улица, где в ряд стоят киоски вроде "Хризантема", "Лилия", "Орхидея". Дальше мне встретилась улица, очень похожая перекресток Кутузова-Толстого, а дальше я долго ждала автобус, чтобы вернуться в центр, в общем, слишком похоже на Павлодар, слишком похоже на небольшой провинциальный город.
На следующий день приключений было меньше, но снова была дорога и пешие прогулки. Был левый берег и еще больше того, что роднит все небольшие города между собой и затирает их уникальность: киоски, швейные мастерские, старые детские площадки, еще неокрашенные скамейки, ничего удивительно и очень спокойно от этого. Так в каждом новом городе на территории, наверное, всего бывшего СССР можно найти такие общие районы. Там можно немного отдохнуть от всего того, чем славится город, можно вернуться в стабильный ход собственных мыслей, не отвлекаться на эмоции, впечатления и людей вокруг.

10 4

Невыспавшаяся я поднимаюсь по ступенькам в метро, с какой-то особой долей любопытства смотрю на людей вокруг. Крутая одежда, серьезные лица. Шаги, шаги, быстро и во всех направлениях. На улице буквально ныряю в облако сигаретного дыма. Я в Москве, вернулась, все хорошо. 

По тихой грусти

От 2 4

(Вообще пост должен был быть о другом. Я скипнула добрую часть текста, оставив только заголовок, за неделю информация не только устарела, но и перестала быть съедобной, напишу лучше о другом)

- Девчонки, я тут пиво буду пить. Может, того, вам налить по стаканчику?

- Спасибо, К., мы уже вино выпили, ну и чай сейчас...

- Ааа...Вы опять, того, по тихой грусти, да?

Какая может быть грусть, если в деле замешано вино? Никакой грусти, она растворяется и исчезает из бокала, оставаясь лишь едва заметным осадком на дне. Но к осадку мы вернёмся уже утром, а сейчас сыр и фрукты.

<...>

Какая может быть грусть, когда в истории замешаны съемки? Этот малознакомый и интересный мир, в котором нужно правильно выставлять свет и фокус, в котором на тебе висит камера, штатив и большая ответственность за все эти проводники к кинематографической магии. Кино в моей жизни стало много во всех смыслах. Если бы про меня когда-нибудь напишут книгу, то там обязательно укажут, что в юности она много общалась с людьми увлечёнными кино, и сама постепенно увлекалась им. Кино в широком смысле - от записи небольших роликов до просмотра фильмов и обсуждения. Но, если быть честной до конца, скорее до слушания того, что думают люди о просмотренном. Но, так или иначе, этого киношного добра стало очень много во время телемодуля на журфаке и во время выбора кафедры. Это заставляет меня возвращаться к идее, с которой я попала на журфак.

Какая может быть грусть, когда мы ходим бесплатно в театр? Какая там грусть, когда ты сидишь на пятом ряду и напряжённо следишь за сюжетом? Это было в понедельник, а в пятницу Э. все-таки мотивировала меня сходить на русскую литературу. В аудитории было душно даже при таком скромном числе   слушателей. Приглушённый свет и приглушённый голос. Голос, который говорит о том, что живём-то, живём мы неправильно. Что не думаем и даже не пытаемся. Неохотно соглашаюсь и продолжаю - а что поделать? Неправильно - да, наверное, но все так заняты своей неправильной жизнедеятельностью, что даже не заходят послушать. И я не захожу, пришла сюда только  из-за Э. По мере того, как настроение и общее течение жизни налаживается, меня чаще посещает одно неприятное чувство. Мне как-то не хватает моих ежедневных людей. Тех, с кем я общаюсь или даже вижусь почти каждый день, мы вроде проводим много времени вместе, но я иногда чувствую, как будто мы говорим не о том, растрачиваем наше общее время не на то. Мы в том году на английском проходили одну фразу в контексте отношений с людьми - spend quality time together. Вот, если одним предложением, не хватает мне этого quality почему-то в последнее время. 

После лекции мы сидели все в той же аудитории с тёплым приглушённым светом. К нам подошли М&М, мы разговорились о том спектакле, на котором мы были в понедельник, а потом про саму пьесу, а потом про идею, Идею в глобальном масштабе. Как и обычно, когда заходят такие разговоры, я все больше слушала. Наверное, и сто, и двести лет назад, тема Идеи так ревностно обсуждается только среди студентов, с возрастом люди становятся более спокойны, поднимая философские вопросы. Не боятся те, кто ещё не обжигался, не боятся говорить и думать, высказывать самые разные предположения и пророчествовать с видом многоопытных мужей. За ними интересно наблюдать, я даже удивляюсь, как же им до всего есть дело? Даже страшно становится - может меня тоже должно это беспокоить, может мне тоже стоит с жаром спорить и переживать. Но я вовремя себя одергиваю. Переживать обо всем вредно для здоровья. Этим нужно заниматься в том случае, когда ты можешь и хочешь что-то сделать с этим случаем. Стоит поберечь себя и свои переживания.

Какая может быть грусть, если мир такой большой. Мир больше, чем десять самых больших наших проблем, больше человеческого самолюбия и больше чем наши волнения о близких. 

В субботу ночью, пока я ждала Р. на октябрьской, ко мне подошёл смуглый парень. На нем были белые найки и темно-серые джинсы, у него были большие темные глаза и пирсинг на левой брови.

- Hey, is Kurskaya this way? 

- Hmm, I think..yes, in three stations. It's written there, change to blue line. 

- Oh, okay, thanks.

Он приземлился на скамейку и уставился сначала в плиточную стену, а потом посмотрел на меня. Я посмотрела в ответ:

 - Piercing bro.
- What.. oh yeah! *brofist* 
- So, where are you from?-- From Mexico 

- Wow, sounds good 

- Yeah but I've been living in Krasnoyarsk for two years *laughs*

- Wow, how could that happened?

- Haha, long story...may be we can meet tomorrow (*looking at the train arriving*)

- Unfortunately I have things to do, but we ll probably meet once

- See you then *high five*

И уехал. И все. А в пятницу, когда я ехала с пар с нетипичной для меня книгой, которую любезно одолжила мне О., ко мне подсел и завязал разговор парень с Мадагаскара, который уже семь лет живёт в Воронеже, случается ведь такое. Меньше чем за одну неделю мне в очередной раз подтвердили мой диагноз иностранца. Я порой думаю, что чужестранщину с моего лица не смоешь ничем, так что из всех пассажиров вагона по моему довольно безэмоциональному в ту минуту лицу можно все-таки прочитать 'made in Kazakhstan'. Это, кстати, забавная история о совпадениях, о которой я расскажу как-нибудь потом, но расскажу наверняка.

Какая может быть грусть, когда есть возможность делать то, что нравится? В далеком сентябре мы с В. забрели в силвер панду за кофе и, кажется, сырниками. В тот день В. открыл мне прелесть латте с кокосовым сиропом, признаюсь, я его недооценивала. В тот же вечер В. открыл ещё кое-что, уже для меня. Мы ждали пока слишком горячий кофе можно будет пить хотя бы крохотными глоточками, девственно-белые картонные стаканчики демонстрировали мне свои пустые бока. Лишив стакашки их пустых бочков, я поселила панду и кота на их белые картонные стенки. Перевёрнутых панду и кота (бывает). Хороший вышел вечер тогда с В., как всегда, но продолжение было интереснее. В. решил, что моё кофейной-стакановое творчество стоит внимания общественности, и выложил моих перевёрнутых зверей в инсту. Так на него, а потом на меня вышли администратор, а потом и коммерческий директор Панды. И как-то нежданно-негаданно получилось, и, кажется, очень удачно получилось сделать лого для места, где я люблю проводить время. К этой теме я вернулась только сейчас потому, что мне пришлось вернуться к моим пандам и изобрести новых. С полки на меня поглядывают мои панды, подбивая принести их на кафедру дизайна вместо портфолио, а я тем временем кустарным способом учусь фотошопу. Прикидываюсь графическим дизайнером, притворяюсь, что моя детская мечта заниматься дизайном осуществима. 

А тем временем мечта моих последних лет начала обретать какую-то форму. Недавно на сайте Travel Ask вышел объемный путеводитель по Павлодару. Казалось бы, ну какой человек в здравом уме будет такое делать? А это я, ага, виртуально вожу виртуальных туристам по маленькому городу в качестве своего первого задания как автор на этом сайте. Мелочь (45000 знаков - нет, не мелочь), а приятно. [http://travelask.ru/kazakhstan/pavlodar].

Какая может быть грусть, если Ал. на этой недели был в Москве. Несмотря на попытку не отдать мне моего брата, мы встретились и здоровски провели время, как бывает нечасто. Я была истинным аферистом, я выкрала Ал. из гостиницы. Мы шли к Детскому магазину на Лубянке, а он рассуждал, кто же несёт сейчас ответственность за него. Остановившись на том, что все-таки его учительница, мы бесстрашно заказали суши, чтобы "не есть на ночь тяжелую пищу, а рис - это полезно ". Мы бежали вдоль смотровой площадки и пытались посмотреть в бинокль на звёзды. Не вышло, но Ал. все равно показал мне Бетельгейзе и Сириус. Забавно, как по-другому выстраиваются отношения между априори близкими людьми. С друзьями и знакомыми ты становишься ближе после какой-то ситуации или проведённого вместе времени. С родными отношения улучшаются довольно спонтанно, встречаясь с родными братьями и сёстрами ты не обязан вспоминать что-то, что вас связывает. Вы уже связаны, с самого начала одного из вас. Можно просто поругаться или проигнорировать момент, а можно провести то самое quality time без предварительных договорённостей. 

Воскресенье, вечер, верхняя полка, вагон. Чух-чух по направлению из Москвы. Глаза слипаются после замечательных девичьих выходных.

 Какая тут может быть грусть? Разве что самая-самая тихая, и та - от усталости.